Здесь, в пятнадцати милях от генераторов, с подветренной стороны, человек мог ясно видеть в круге диаметром лишь около пяти футов. За пределами этого круга контуры предметов начинали расплываться. В десяти футах все очертания объектов теряли свою форму и были едва видимы. В пятнадцати футах видимость исчезала, всё тонуло в туманной мгле.

— Осмотрись вокруг, — хмуро велел сержант. — Может, найдем снаряд, или танковый след, или что-нибудь другое, о чего померли наши парни.

Это прозвучало забавно — искать что-то в непроглядной завесе тумана. Уже на расстоянии трех ярдов они едва могли различить друг друга. Но они не осознавали иронии этой ситуации. Потому что война, которую политики уже окрестили Последней Войной, с первого дня шла в тумане. Пехота не могла выстоять против танков, танки не могли противостоять корректируемому с воздуха артиллерийскому огню, но ни артиллерия, ни авиация не могли обеспечить захват территории. Генеральные штабы обоих воюющих сторон, Соединенных Штатов и противостоящей страны — назовем её, скажем, Жёлтой Империей — в ходе войны пришли к одному и тому же выводу. Танки и пехота были необходимы чтобы одержать победу. Пехота могла быть уничтожена танками. А танки могли быть укрыты от воздушных наблюдателей с помощью дымовых завес.

В результате появился смог-газ, который очень эффективно применялся обеими сторонами в то время, когда сержант Коффи и капрал Уоллис, чье подразделение было уничтожено, бесцельно брели примерно в направлении американского тыла, пока не наткнулись на американский бункер с мертвым гарнизоном внутри. Туман покрывал окрестности миль на сорок в одном направлении, и, возможно, миль на тридцать в другом. Ветер, само собой, перемещал его, но туман был значительно тяжелее воздуха и стлался у самой поверхности, а промышленники обеих враждующих наций напрягали все силы, чтобы в достатке снабжать свои армии этим средством защиты.

Толщина подушки смога в любом месте была не менее ста футов. Она представляла собой облако неосязаемых частиц, непроницаемое для человеческого глаза или любого оптического прибора. И под этой бледной пеленой абсолютной непрозрачности медленно ползли танки. Грохоча и раскачиваясь, шли они на свое смертоносное задание, неистовые разрушители; по звуку выискивали друг друга во мгле с помощью мириады специальных устройств, натыкались друг на друга, сцепляясь в отчаянных схватках на близкой дистанции, или выпускали облака смертоносного газа, от которого не спасали противогазы, когда обнаруживали пехоту противника.

Пехотинцы, однако, использовались лишь в небольшом количестве. Их главной задачей было сообщать о появлении и перемещении таковых соединений, и траншеи им больше не были нужны. Пехотинцы размещались на маленьких невооруженных постах акустической разведки, или «прослушки», оборудованных полевыми телефонами, радиопередатчиками или сиренами, чтобы они могли доложить о появлении противника прежде чем будут уничтожены. Их прикрывали небольшие бункеры, вооруженные противотанковыми орудиями, с помощью которых бойцам иногда — очень редко — удавалось послать снаряд в цель, ориентируясь в основном по звуку, прежде чем танк перемешивал с землёй пушку и её расчет.

В непроглядной мгле, в которой сейчас бродили сержант Коффи и капрал Уоллис, было две линии прослушки, каждая из которых состояла из глубоко разветвленной системы бесчисленных постов, на каждом их которых находилось два или три человека. Сообщения с постов убеждали командование в том, что ни один вражеский танк не пересек некую условную линию, разделяющую обе армии. Американские танки, постоянно посылая опознавательные сигналы, рыскали между постами в поисках прорвавшегося врага. Неприятельские танки вели такое же патрулирование на своей стороне.

Но внезапно на американском участке фронта в две мили шириной замолчали все посты первой линии. Сотни телефонов перестали присылать доклады о перемещениях противника. Пока Коффи и Уоллис бродили вокруг маленького бункера, пытаясь выяснить, каким образом были умерщвлены его обитатели, начала пропадать связь с постами второй линии.

То один, то другой пост внезапно прекращал отвечать. Полдюжины из них вели переговоры со штабами своих секторов, когда связь прервалась на полуслове. Провода остались неповрежденными.

В течении следующих пятнадцати жутких минут еще сто постов перестали принимать и отправлять сигналы. Генеральный Штаб в жёстких выражениях потребовал объяснения происходящему, поскольку ситуация складывалась очень серьёзная. И, когда командующий штабом сектора второй линии принялся с пылом объяснять, что он делает всё возможное, он вдруг замолчал на полуслове, и, таким образом, связь со штабом также была потеряна.

Штаб сектора фронта, казалось, смог избежать участи, постигшей все его посты, но оттуда смогли сообщить только то, что посты не смогли предупредить о том, что конкретно привело к их уничтожению. Американские танки, патрулирующие внезапно вымершую зону, сообщали, что не наблюдают вражеских танков. Танк G-81, подошедший к одному из постов меньше чем через десять минут после того, как тот замолчал, получил приказ выяснить что произошло. Один из членов экипажа, надев противогаз, открыл внешнюю дверь. Сразу же после этого передачи с G-81 прекратились.

Всё происходящее было четко видно в Генштабе, который помещался в огромном, специально построенном для этой цели танке. Он был длиной в семьдесят футов, и лежал, укрытый вечным туманом, окруженный группой других, меньших танков, от каждого из которых кабели вели к телефонам и приборам стального монстра. Дальше в тумане, разумеется, были и другие танки, сотни танков, настоящих боевых машин, сейчас тихих и неподвижных, но в любой момент готовых защитить мозговой центр всей армии.

Внутри штабного танка на ситуационной карте в мельчайших деталях открывалась панорама всей битвы. Карта лежала на огромном столе, залитая безжалостно ярким белым светом. Всё поле боя помещалось на ней. По её поверхности туда-сюда ползали крохотные искорки, а сотни булавок с разноцветными головками отмечали положения различных объектов. Ползущие искорки отмечали позиции американских танков, и были похожи на отметки движущихся поездов на специальных картах железнодорожных диспетчеров. Крохотные лампочки под картой, зажигаясь одна за другой, отмечали продвижение танков.

Генерал задумчиво следил за тем, как по карте ползут искорки, как зажигаются и гаснут разноцветные огоньки, как механическая рука опускается на карту и перемещает маленькие булавки. Генерал почти не двигался и не разговаривал. Он имел вид человека, полностью поглощенного этой игрой, похожей на шахматную партию, — игрой, ставкой в которой была судьба нации.

Он видел ситуация во всех деталях: ползущие белые точечки показывали его собственные танки там, где они находились в данный момент. Загорающиеся голубые огоньки отмечали координаты, в которых последний раз были обнаружены танки врага. За спиной генерала стояли два штаб-офицера, которые в пристегнутые к мундирам телефонные трубки отдавали рутинные приказы, направляя ближайшие американские патрульные танки в те районы,