— Давай же… — проговорил я, стискивая зубы. — Гори, Хаос тебя забери!

Сначала ничего не происходило, но через несколько мгновений фитиль тускло мигнул красным, выплюнул тонкую струйку дыма и, наконец, вспыхнул. Крохотный огонек озарил мои ладони, отбрасывая на стены палаты вытянутые неровные тени.

Есть! Наконец-то!

Я вытер пот со лба. Рука поднялась с трудом, будто отказываясь совершить даже простое движение. Но я все равно заставил себя отпихнуть комок одеяла, скатился на пол и сразу же отмахал полсотни отжиманий.

И потом еще столько же — в отказ, через боль.

Доставшееся мне тело и до аварии наверняка представляло из себя не самое внушительное зрелище, однако работать с ним оказалось куда проще, чем с Даром: кости срослись за пару недель, потом подтянулись и мускулы, и я уже давно начинал с тренировки каждое утро.

Никогда не узнаешь наперед, как, когда и с кем придется сражаться. И раз уж магия пока едва дается, не стоит пренебрегать и малым. Воину положено содержать оружие в порядке — пусть даже и самое хрупкое и несовершенное.

Закончив отжиматься, я в последний раз оттолкнулся от пола ладонями, с прыжком поднимаясь, повторил основные ката и только потом направился к умывальнику и открутил кран до упора.

— Игорь. — Я плеснул себе в лицо горсть ледяной воды. — Игорь, сын Данилы. Данилович.

Говорить буквально пришлось учиться заново, хоть прежний владелец тела и оставил мне в наследство язык — в том числе и письменный. Разум упрямо пытался использовать привычную структуру фраз, и с некоторыми терминами и оборотами местной речи пришлось повозиться.

Благо, времени оказалось достаточно. К моим услугам была неожиданно богатая и разнообразная для военного госпиталя библиотека, а по вечерам сердобольные медсестрички тайком пускали меня в ординаторскую — к здоровенному телевизору. Картинка оставляла желать лучшего, канала было всего четыре — и все же вполне достаточно, чтобы понять, где я оказался.

Точнее — когда.

— Двадцать шестое августа, — проговорил я, глядя в зеркало. И на всякий случай принялся вслух вспоминать заодно и местную географию. — Российская Империя. Москва. Господин Великий Нов…

— Ну здорово, — раздался за спиной ехидный голосок. — Только проснулся — опять сам с собой разговаривает.

Упражняясь перед зеркалом, я не заметил, как дверь моей палаты приоткрылась, и внутрь заглянула черноволосая девчонка лет тринадцати на вид. Впрочем, задерживаться она явно не собиралась. Нахмурилась, смешно вздернула носик, буркнула что-то вполголоса — и исчезла в коридоре.

— Катя. Катюшка, — улыбнувшись, произнес я. На этот раз, конечно же, уже про себя, одними губами. — Сестра. Княжна Екатерина Даниловна Кострова.

Ее сиятельство вредина изо всех сил пыталась показать, что терпеть меня не может. Впрочем, ничего удивительного: люди во все времена не слишком-то жаловали незаконнорожденных детей, а для Кати прежний обладатель моего тела был живым напоминанием о том, что отец — покойный князь Данила Михайлович Костров — когда-то любил не только законную супругу, но и какую-то там дочь кочегара.

Будь ее воля, сестра наверняка и вовсе бы меня не навещала. Каждый раз она закатывала глаза, хмурилась, ехидно посмеивалась над тем, как я морщусь, вспоминая слова. Но, как и подобает воспитанной особе, никогда не отказывалась принести чай или фрукты из магазина неподалеку. И именно она была рядом, когда я впервые сделал несколько шагов. Мучительно медленных, пока еще неуклюжих — зато без костылей. Сам.

Я снова взглянул в зеркало, согнал с лица парня в отражении слишком уж добродушную улыбку, закрутил кран и потянулся за полотенцем. Стоило поспешить — Катя вряд ли отмахала почти две сотни километров от родовой вотчины у Фронтира до Новгорода без сопровождения, и ее физиономия в дверях означала скорое появление второго гостя.

С которым я все еще по привычке держал ухо востро: дядя, может, и не обладал выдающимся умом, однако и дураком тоже определенно не был. И пусть отсутствие у меня воспоминаний родня дружно списывала на аварию, вопросы все равно приходилось задавать осторожно.

И выяснить мне удалось не так уж и много. Судя по всему, какое-никакое участие в судьбе Игоря принимал только отец. Покойный князь Данила Михайлович признал незаконного сына, назначил ему с матерью достойное содержание и даже не поленился устроить мальчишку сначала в гимназию, а потом и в кадетский корпус. Остальные же Костровы предпочитали его просто не замечать.

Но в госпиталь после аварии все-таки приехали. А потом и во второй раз, и в третий… Лишних вопросов я не задавал: когда едва можешь говорить, а поход до душевой в конце коридора превращается в полноценный марш-бросок, невольно начинаешь ценить даже самые крохотные крупицы заботы.

Да чего уж там — последние недели две я, пожалуй, даже ждал очередной встречи с родными.

Я едва успел вернуться обратно на койку, когда дверь снова скрипнула, и проем чуть ли не полностью загородила внушительная фигура. Почтенный дядюшка был около двух метров ростом, а из-за огромных плеч казался еще крупнее. Как и в прошлый раз, он облачился в армейские ботинки на высокой шнуровке и темно-зеленые штаны с карманами. Из гражданского на нем была разве что косоворотка — льняная рубашка свободного кроя. Совсем простая, без узоров и каких-либо других украшений, явно сшитая дома, в вотчине у самого Фронтира.

Дополняли облик борода и длинные седеющие волосы, выбритые у висков, а сзади собранные в небольшой хвост. И татуировки — орнамент с древними рунами осторожно выглядывал из-под стоячего воротника на шее, однако я почему-то ничуть не сомневался, что когда-то рука мастера покрыла темно-синими узорами чуть ли все тело. Без косоворотки Олег Михайлович Костров, пожалуй, куда больше бы напоминал какого-нибудь древнего воина, чем сиятельного князя.

— Ну, здравствуй, Игорь. — Громадная фигура дяди кое-как протиснулась в дверь. — Как самочувствие?

— Бывало и получше, Олег Михайлович. — Я на всякий случай не спешил демонстрировать, что уже почти восстановился от последствий аварии. — Но жить буду.

— Да я и смотрю. Вон какой здоровый стал. — Дядя сделал пару шагов и, особо не церемонясь, стиснул пальцами мою руку