И как ни старался лагерь остановить процесс, ресурсов на это явно не хватало.

Побитый армейский РДВ, или разведывательный десантный вездеход, с ревом въехал на пригорок и остановился возле ремонтных доков.

Женька заглушила мотор.

Ну вот и все.

То, чего она ждала так долго, решится прямо сейчас. Ну или не решится.

На этот случай у нее на заднем сидении под старым одеялом лежал целый боевой арсенал: пара автоматов, три пистолета разного калибра, сумка с гранатами и металлический ящик, в котором лежало все необходимое для того, чтобы собрать приличную бомбу.

Все это Женька купила за один глаз Минервы на разбойничьем развале, до которого еле добралась.

Прячась по пути в чужих норах, она раз пятьсот вспомнила про «Бизона».

Надо было угнать его. Это в разы облегчило бы ей задачу.

Зачем оставила машину?..

Женька вздохнула.

Самое глупое и неблагодарное дело в этой жизни — быть кем-то наполовину.

Наполовину убийцей, наполовину сволочью. Или наполовину другом.

Она терпеть не могла таких половинчатых людей, которые сами себе казались чуть ли не героями и мучениками, а на самом деле были обыкновенными сволочами, только трусливыми. Им не хватало решимости принять свою сущность до конца.

Женька к таким не относилась. Она давно про себя все поняла и решила.

Но «Бизона» угнать не смогла. Не потому, что ей хотелось остаться для парней хоть сколько-нибудь хорошей.

Женька знала, что не останется.

По крайней мере, для Монгола так точно. И если когда-нибудь судьба их снова сведет, она не сомневалась: этот парень

без колебаний выпустит пулю ей в лоб.

Такие, как он, делят мир на «своих» и «чужих». И не прощают ударов в спину.

Плевать, что он думает.

Зато живой.

На «Бизоне» они с Егором по-любому должны были успеть убраться подальше от лаборатории до того, как туда нагрянула Белая Корона.

На этом их краткое и неожиданное сотрудничество окончено.

Женька развернулась назад, приподняла край одеяла. Задумчиво покрутила в руках классического девятимиллиметрового Волка, сунула себе под ремень, поправила рубашку и выскользнула из машины.

И расслабленной походкой двинулась к докам.

Заглянув внутрь, она увидела паутину проводов под крышей, с которых свисали пропыленные лампы, стеллажи со всяким барахлом и здоровенный егерский вездеход на двенадцать мест, похожий на невысокий танк, возле которого, размахивая руками, увлеченно и шумно спорили два механика.

— Бодрого вечера! — громко поздоровалась Женька, шагнув в яркое пятно света на деревянном полу.

— Мы закрыты! — не глядя, через плечо крикнул ей один из механиков — тот, что был покрупней и постарше.

— А я и не чиниться, — ничуть не смутилась девушка. — Мне Сан Саныч нужен.

Дискуссия вдруг разом прекратилась. В мастерской воцарилась тишина. Мужчины умолкли и, обернувшись, удивленно уставились на Женьку.

Похоже, ее разрезанная шипами и перепачканная кровью одежда, засаленные светло-русые волосы и бледное полудетское лицо в их сознании слабо вязались с образом человека, который мог бы искать Сан Саныча.

— Ты че-то напутала, — неуверенно сказал, наконец, молодой механик, вытирая руки тряпкой с пятнами машинного масла. — Тут такие не работают.

Женька усмехнулась.

— Просто передайте ему, что Зеленая приехала. И ждет его, где обычно. У меня там колеса, если что, — махнула она рукой в сторону своего РДВ, квадратный силуэт которого отчетливо проступал в густеющих сумерках. — Не присмотрите пока?

Мужчины переглянулись. Тот, что был постарше, неопределенно пожал плечами.

— Ладно, приглядим, — ответил он. — Только ты с той стороны подгони, мы ее под крышу возьмем.

— Круто, спасибо.

Пристроив машину, Женька направилась вдоль доков по пустынной дороге в бар «Черная вдова», располагавшийся в конце улицы.

Невольно вспомнилось, как она приехала сюда в первый раз. И шла по этой самой дороге, дрожа, как заячий хвост.

Как много воды утекло за эти семь лет.

— Эй, детка, а тебе спать не пора? — раздался из темного угла пьяный мужской голос, на фоне которого слышалось недвусмысленное журчание.

— Нахер пошел, — отозвалась Женька.

— А ты чё такая грубая?.. — обиделся писающий мальчик.

— Жизнь дерьмовая, — себе под нос буркнула девушка.

А ведь все начиналось не так уж и плохо. Мама, папа, я, наша дружная семья. Потом отец погиб. Обычный несчастный случай на стройке. Мать запила. А Женьку с головой захлестнуло одиночество и комплексы пубертатного возраста. Хорошо быть тринадцатилетней дурой, которая верит, что с сиськами и без прыщей она могла бы сразу стать безмерно счастливой.

Она сидела ночью на перилах моста, размышляя об этом, когда проходивший мимо сотрудник службы дознания вдруг решил, что девочка решилась на суицид.

Так Женька познакомилась с Виком. Или Виктором Алексеевичем Зорким, как он тогда ей представился. «Если что, Зоркий — это не кличка, а фамилия», — с улыбкой пояснил он.

Он был старше Женьки на пятнадцать лет, прошел три служебных рифта, успел похоронить жену и сына и жил одной только местью. Но обо всем этом она узнала много позже. Уже после того, как стала его лучшей ученицей на курсах экстремального выживания и самообороны для подростков, стала студенткой училища репликационных техников и съехала от окончательно спившейся матери в общежитие.

Когда Женька нечаянно влипла в скандал с наркотиками, случившийся в общаге, Вик через свои каналы помог ей выпутаться. Забрал из отделения посреди ночи, наорал на нее, а потом буквально насильно запихнул в машину и привез к себе домой.

«Теперь будешь жить здесь, — приказал он. — Все равно квартира стоит пустая, я здесь только ночую, да и то через раз…»

Женьке это жилище пустым не показалось. Все три комнаты и кухня были наполнены призраками его прошлой жизни. На вешалках висела женская одежда, на подоконнике кухни лежала сломанная зеленая машинка, на холодильнике под магнитом — пожелтевший рисунок кривобокого торта с еще более кривобокой подписью: «Для папочки!» Причем буквы «Я» и «Ч» были повернуты в неправильную сторону.

Женька не трогала их. Ни о чем не спрашивала. Вытирая пыль, бережно поднимала и возвращала на место.

Потом как-то вечером под сто грамм Вик рассказал, что машинку зовут «Кеша». И когда вот здесь, прямо в этой кухне, ублюдки убивали трехлетнего мальчика, он сжимал этого самого Кешу в руках. И, наверное, звал маму, которую к тому времени уже зарезали в спальне, и папу, который не слышал его криков, потому что был на службе.

Тогда Женька поцеловала Вика.

А он только рассмеялся, отодвинул ее