Последние к изготовлению отношения не имели, но весьма ему способствовали и позволяли скрасить ту скуку, которая выпадала на долгий процесс формирования пространственного хранилища. Да, за ним во время формирования постоянно приходилось приглядывать целые сутки и практически, без отрыва от ритуала. Такое вот неблагодарное и нелёгкое дело — выращивание пространственных хранилищ. Там любое движение в сторону лучше сразу же править, и чем выше твой навык в этой работе, тем качественней выйдет итоговый продукт. Мои вместилища славились на всю страну. Скажу больше — в последние лет двадцать их было принято считать за эталон.

Да-а… Были времена. Было, о чём вспомнить и чем похвастаться…

— То есть, ты видел на рынке такие же камни? — показал я на ладони осколок, размером с вишнёвую косточку.

— Видел, и не раз, — мотнув головой, подтвердил Санчес, — Даже побольше, чем они были. И стоили дешевле, чем ты Гришке заплатил.

— Пусть так, но я от своего слова не откажусь. Раз сговорился с ним, и по рукам ударили — то всё. Считай — это железно. Я сам с этого никогда не съеду и никому из вас не позволю. Запомнили?

— Запомнили? — мой вопрос повис в воздухе, и по лицам парней я понял, что донести базовый принцип удалось. Жульничать внутри своей стаи — себе дороже. Санёк немного насупился, явно подсчитывая упущенную выгоду, но спорить не стал.

— Ладно, с этим разобрались, — поставил точку я, забирая у Гришки тёмно-зелёный, почти чёрный камушек с едва заметным зелёным отсветом внутри. Он был холодным на ощупь и словно поглощал тепло пальцев. Бесспорно, это был Осколок. — Теперь следующий вопрос. Где тут у нас можно уединиться так, чтобы несколько часов никто не мешал? И чтобы дверь закрывалась?

Парни переглянулись.

— В изолятор попроситься, — ехидно хмыкнул Санёк. — Там точно никто не помешает.

— Спасибо, гений, — отрезал я. — Может, есть варианты без официального статуса нарушителя?

— Чердак, — негромко сказал Василий. Все взгляды обратились к нему. — Люк в торце коридора, на втором этаже. Лестница там почти сгнила, но при желании можно забраться. Там пыльно и паутина, но тихо.

Идея показалась мне здравой. Чердак — идеальное место для ритуалов. Уединённо, и главное — никто не полезет проверять, что ты там делаешь.

— Отлично. Василий, ты главный по чердаку. Вечером, после отбоя, ты меня туда проводишь.

Василий кивнул без лишних слов.

Остаток дня прошёл в разговорах и обсуждении планов по облагораживанию нашего быта. Санёк, окрылённый успешной сделкой, уже строил схемы, как через того же грузчика «организовать» пару подушек и нормальное одеяло. Гришка мечтал о берцах. Я же, сжимая в кармане Осколок, чувствовал, как кожа на ладони слегка пощипывает — признак слабой, но стабильной пространственной аномалии.

Наконец, пробили отбой. Дежурный, зевнув, прошёлся по коридору, потушил свет и удалился в свою каморку. Мы пролежали с полчаса в тишине, прислушиваясь к храпу и скрипу кроватей.

— Пошли, — тихо прошептал Василий, поднимаясь с койки.

Мы, как тени, скользнули в коридор. Василий, к моему удивлению, оказался проворным и бесшумным. Он довёл меня до конца коридора, где в потолке зиял тёмный квадрат люка. Под ним валялась старая, облезлая тумбочка. Забравшись на неё, Василий без усилий отодвинул тяжелую крышку люка.

— Лестницы там и правда нет, — так же тихо сообщил он. — Придётся подтягиваться. Я тебя подсажу.

Через минуту я уже стоял на пыльных, скрипучих досках чердака. Воздух был спёртым и пах старым деревом и мышами. Лунный свет, пробивавшийся через запылённое слуховое окно, выхватывал из мрака груды хлама и толстые, как канаты, паутины.

— Идеально, — удовлетворённо выдохнул я. — Спускайся, жди меня внизу. Если что, кашляни громко.

Василий кивнул, и его силуэт исчез в проломе люка.

Я обошёл своё новое «святилище». Места было достаточно. Расчистил ногой участок пола от крупного мусора, создав ровную площадку диаметром около двух метров. Этого хватило.

Достал Осколок. В полумраке он казался ещё темнее, лишь в глубине его мерцала таинственная зелёная искорка, словно свет далёкой звезды. Энергии в нём было мало, лишь крошечная искра, но её вроде бы должно было хватить для инициации процесса.

Нет. Рисковать я не стал. Потратил пять минут и треть резерва, но привёл Осколок в достойное состояние.

Я сел в центр расчищенного круга, скрестив ноги. Осколок зажал в левой ладони. Правой начал чертить на пыльном полу первый контур. Пальцы сами помнили каждую линию, каждый изгиб. Это был не просто рисунок — это была трёхмерная схема, проецируемая на плоскость, каркас будущего пространственного кармана.

Работа шла медленно. Я не мог позволить себе ни малейшей ошибки. Пот стекал по вискам, спина затекла. Через пару часов основной контур был готов — сложная, многослойная мандала, в центре которой лежал осколок.

Настал самый ответственный момент — активация. Мне нужно было пробудить дремлющую в камне энергию и направить её по каналам чертежа, создав устойчивую пространственную петлю.

Я закрыл глаза, отбросив все посторонние мысли, и сосредоточился на крошечной искре внутри осколка. Я искал её, вслушивался в её ритм, в её почти незаметную вибрацию. Это было похоже на попытку расслышать шёпот в грохочущем кузнечном цехе.

И вот я её поймал. Тончайшую нить, связывающую этот камень с иномирьем, с местом его рождения.

— Проснись, — мысленно приказал я. — Работать.

Я вливал в него крохи своей собственной внутренней силы, ту самую, что позволила мне когда-то стать Мастером. Это было мучительно, словно я пытался наполнить бассейн через игольное ушко. Но искорка отозвалась. Она дрогнула, вспыхнула чуть ярче.

И в этот момент чертёж на полу начал светиться. Сначала едва заметным фосфоресцирующим светом, затем ярче. Линии заискрились, заструились, превратившись в трёхмерную решётку, которая медленно поднималась с пола, окружая меня и осколок.

Воздух затрепетал. Пыль в луче света закружилась в странном танце. Я чувствовал, как пространство вокруг меня изгибается, сжимается и растягивается, создавая крошечный, стабильный пузырь — моё будущее хранилище.

Процесс пошёл. Теперь главное — поддерживать его, не давая конструкции развалиться. Я погрузился в глубокий транс, отдавшись течению магии, следя за тем, как петля замыкается, образуя самостоятельную, автономную систему.

Я не знал, сколько прошло времени — час,