Ортрун даже присвистнула.

– Сегодня снег пойдет, – сказала она таким тоном, что у Модвина не возникло сомнений в ее правоте. – Не помню, когда в последний раз ломала эту печать.

– Что, сам владыка снизошел? – поинтересовался гетман.

Ортрун, уже погруженная в чтение, только слегка кивнула.

– Как интересно, – протянула она, потирая уголок листа. – Рябой приказывает – представляешь, приказывает – нам с тобой как можно скорее явиться в столицу и ответить на его вопросы.

Збинек коротко усмехнулся.

– Ему там не с кем поговорить?

– Возможно. Еще он хочет видеть Модвина.

– Меня? – выдавил он. – Зачем?

Ортрун закатила глаза.

– Поблагодарить тебя за то письмо, – проворчала она. – Сам подумай. Ты же глава семьи.

«Ой, – чуть не вырвалось у Модвина, – все время забываю, простите».

Потом он подумал, что это, вообще-то, несправедливо – мол, раз он глава семьи, ему и отвечать. Когда Модвин был не старше близнецов, Тильбе с Ортрун и гетманом уже вовсю бодались.

– Сколько разрешает охраны? – спросил Гоздава.

Ортрун перевернула лист.

– Девять человек.

– Ух ты, добрый какой.

– Не говори.

Вмешалась Ютта:

– Госпожа, я бы… – Она осеклась, почувствовав взгляд Модвина. – Погодите немного. Очень похоже на то, что вас провоцируют.

– А я хочу повестись. Я же все равно выиграю.

– Но…

– Нет, Ютта, – отрезала Ортрун. – Хватит уже перемигиваний. Он сам позвал меня, и я приду. Только остановлюсь по пути в славном маленьком замке, – с издевкой произнесла она, кивнув гетману. – Все вполне невинно. Збинек услышал печальные вести о Цириле, прибыл вступить в наследство, а я решила с ним за компанию лично выразить Колете свои соболезнования.

Ее прищуренный взгляд договорил: «И мы выразим, что бы там ни было. Найдем повод или устроим сами».

Модвин, опасаясь вдохнуть воображенных ядовитых испарений, сделал шаг в сторону от сестры. И она с серьезным лицом утверждает, что не приказывала убить сыновей владыки? Ей бы чаще в зеркало на себя смотреть.

Когда Ортрун повернулась, чтобы зачем-то вручить измятое письмо Модвину, управляющая снова поймала его взгляд и сделала такое лицо, что яснее было бы только выкрикнуть: «Помоги!» Порезавшись о краешек бумаги, Модвин пробежался глазами по строчкам, не уловив ни единого слова, облизнул палец и нарочито твердо сказал:

– Ютта права. Если мальчик окажется жив-здоров, вас объявят вне закона.

– Мы уже вне закона, – ответила сестра. – Посмотри на дату. Это письмо добиралось сюда гораздо дольше нужного. Кто должен был знать о нем, те узнали, я думаю. Рябой понимает, что делает. Я ни за что не пошла бы с охраной из девяти человек по земле, где меня уже считают детоубийцей.

Она говорила это вполне серьезно, и Модвин тоже всерьез – кажется, впервые настолько – засомневался. Во всем вообще, и помимо Ортрун тоже.

Ютта ей что-то нашептывала, теребя краешки шали: последняя попытка убеждения, наверное – или нечто другое, о чем Модвину знать не положено. Он чувствовал, что еще очень многое осталось для него за ширмой, которую сестра с кормилицей придавили к полу пятками с двух сторон. Ладно, может быть, они тоже не лгали Модвину в лицо, но стало бы ему легче, знай он это доподлинно?

В горле совсем пересохло, и пришлось привлечь к себе внимание счастливого гетмана, налив воды из кувшина, спрятанного за его широкой спиной. Гоздава, видимо, не мог не ткнуть Модвина в плечо.

– Чего приуныл? Не хочется в седло?

Вода оказалась совершенно обычной на вкус. Модвин вздохнул.

– Мы точно не можем подождать?

Збинек пожал плечами.

– Зачем? Все идет своим чередом. Мы подготовились, Тильбе тоже. Пора.

– Это неправильно, – сказал Модвин, покачав головой, – пользоваться чужими горестями. Так нельзя.

– А где «правильно»? – задался вопросом гетман, и теперь только стало очевидно, что он пьян. – Я вот везде был и не видел. Да и скука редкостная была бы жить, когда все вокруг правильно.

Он дальше разглагольствовал, но Модвин не слушал. Ортрун стояла у остывшего камина и выписывала пальцем круги на шлифованном камне. Ютта уже ушла. Дивиш заглянул в приоткрытые двери и тоже исчез. Слуга с кухни принес еще кувшин и что-то сказал про лекаря. На этот раз вода оказалась горькой. Модвин подумал, что лучше бы выпил вина.

Он решил, кто-то из слуг угадал его желание, когда дверь широко распахнулась, как будто несли угощение, но в зал ворвалась Рагна – вся красная и до смерти перепуганная.

Гоздава умолк. Сердце Модвина сжалось от дурного предчувствия. Ортрун обернулась, сбитая с толку внезапно навалившейся тишиной. Дрожащая Рагна так и стояла у входа.

– Мама, – позвала девочка и глухо всхлипнула, – Тетрам кричит.

Глава 15

Языки

Нерис чихнула.

– Ух-х! – простонал Мескер. – А можешь еще раз?

Она нахмурилась и сердито пихнула его в грудь. Имбирь, испугавшись грохота, с которым рассыпалась по земле снесенная взмахом мужской руки посуда, встряхнул белой гривой и коротко заржал.

– Миски сам перемоешь, – буркнула Нерис, натягивая рубаху.

– Ага, – согласился Мескер, глядящий в небо довольными глазами.

Нерис вынырнула из воротника и вздохнула.

Сколько это уже продолжается? Пару недель точно. Дорога как будто бы отказалась кончаться, надеясь, что царевна Нерис превратится со временем в дурочку Нильву и решит осесть где-нибудь в берстонской глуши. Правда, берстонская глушь провоняла насквозь дымом чумных костров, и даже самый слабый ум напрягся бы при мысли о том, чтобы сунуться в любое мало-мальски крупное поселение.

И тревожные сны, в которых зареванная Басти тыкала пальчиком на запад, крайне настойчиво напоминали о цели.

Однако добраться туда – то еще испытание.

Имбирю это все точно не шло на пользу: он всегда отличался спокойствием и уравновешенностью, а в последние дни боялся любого шороха. Нерис погладила коня по шее и заглянула в большой голубой глаз. Имбирь угомонился. Оказалось, его беспокоили совершенно обычные вещи и еще чуть-чуть хотелось пить.

Пока лошади утоляли жажду водой из маленького озера, Мескер сидел на прибрежном камне и, сгорбившись, полоскал посуду. В свете закатного солнца его темные волосы отливали медью. Нерис решила, что хочет это запомнить. Она сорвала растущую у озера пушистую травинку и пощекотала ладонь, как учила Ясинта. «Потом нужно сжать кулак, – говорила она дочерям и племянницам, – а когда разожмете, уже ничего не вылетит». Это было еще до ее отъезда в Берстонь. Тысячу лет назад было. Или вчера.

– Вода, кстати, еще не успела остыть, – заметил Мескер и многозначительно пошевелил бровями.

Нерис уткнула кулак в бок.

– Мы только что этим