Осмотрев себя в прибитом к стене медном зеркале, я убедился, что смыл всю корабельную грязь. В щетине пробивалась седина. Забавно, как незаметно это подкралось. Хотя за последние годы ни один волос не поседел – старение прекратилось. Рано или поздно это случалось с большинством магов, и, в отличие от некоторых, я не успел превратиться в морщинистую скорлупу.

Я выглядел так же устало, как себя чувствовал, но никогда и не был сногсшибательным красавцем, хотя мне нравилось воображать, будто шрамы придают некоторый разбойничий шарм. Я сбросил остатки маскировки, всю эту покорную учтивость скромного торговца, расправил спину и вернул на лицо привычную насмешливую ухмылку. Все равно что примерить старые штаны и обнаружить, что они слегка жмут.

Прикурив самокрутку от лампы, я глубоко затянулся и выпустил дым, словно дыхание дракона.

– Добро пожаловать домой, Эдрин Бродяга, – сказал я своему отражению.

Впервые за много лет я не бежал с места на место, бессмысленно прожигая жизнь. Линас умер, а я вдруг снова почувствовал себя живым, пробудившимся от глубокого сна чудовищем ради единственной смертоносной цели.

– Ну что, дружище, – сказал я зеркалу. – Давай выясним, кого мы должны сжечь.

Глава 5

Я спрыгнул из окна на мостовую и пошел по лабиринту переулков в противоположную Рыбачьей дороге сторону. Я быстро косился на всех прохожих, пытаясь определить, чего от них ждать. За эти годы подозрительность не раз сослужила мне хорошую службу.

Я понимал, что в слишком просторной рубахе и залатанных штанах, украденных на постоялом дворе, выгляжу по-идиотски, но нищим выбирать не приходится. Замки на постоялом дворе для моих отмычек были просто смешными, а в комнате какого-то бедолаги лежала свежевыстиранная одежда. Хозяевам придется заплатить ему за украденное. И поделом, нечего было меня обсчитывать.

Под сломанной телегой метнулась какая-то тень, и я резко дернул головой. Но вздохнул с облегчением, увидев лохматую голову черного пса – тот высунул морду и что-то нюхал. Ха! Что ж, удачи сумрачным кошкам, которые попытаются учуять мой след в переулках Крольчатника, магический или еще какой. Даже самый чувствительный нос с трудом различит запахи на залитых нечистотами улицах.

Первой остановкой был дом Чарры. Если кто и знает подробности того, что случилось с Линасом, то она. Я также рассчитывал забрать свое старое барахло, которое спрятал десять лет назад, прежде чем сесть на первый корабль, покидающий Сетарис. Теперь мне пригодится любое оружие. Я надеялся, оно так и лежит в сундуке у Чарры и она не дала волю любопытству. Не хотелось бы сегодня оплакивать сразу двух друзей. Повороты улочек уже выглядели незнакомыми, и я не сразу нашел дорогу. Это дало время для размышлений, а они никогда не идут мне на пользу. В голове снова и снова прокручивалась смерть Линаса, вызывая бессильную ярость. Я сжимал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Если бы только я был рядом с ним!

На этот раз воры меня не побеспокоили. По моей походке вразвалку, хищной ухмылке и неприкрытой угрозе, которую я излучал всем своим видом, они явно догадались, что я местный и готов размозжить голову любому, кто косо на меня посмотрит. И разумеется, в украденной одежде я выглядел как человек, не имеющий в кармане ни единого медяка. Это тоже играло мне на руку.

Хорошо, что не придется рисковать, используя магию из-за этих ничтожеств. Я старался не влезать людям в голову с помощью магии, если мог этого избежать, – как-никак, это отвратительное нарушение чужих границ, а в Вольных городах зарабатывать на жизнь мошенничеством было не так уж сложно, там люди наивнее и гораздо охотнее верят на слово, чем образованные сетарийцы вроде меня. В отличие от пиромантов, горящих ярко и быстро сгорающих, я достаточно осторожен и хитер, не позволяю магии бурлить в крови слишком долго, рискуя еще больше измениться, и применяю ее только по необходимости, а не устраиваю яркие спектакли. Маг – слишком хрупкий проводник, чтобы позволить океану магии кипеть долго и бесконтрольно, и чем чаще к ней прибегаешь, тем сильнее нуждаешься в ней. И уже просто не можешь без нее обойтись.

Самым распространенным Даром была связь с одной из природных стихий, но я отличался от остальных и считал себя вербовщиком душ, если говорить мягко, и гнусным манипулятором, если не стесняться в выражениях. Большинство людей называют обладателей подобного редкого Дара гораздо хуже: тиран, если помягче, пожиратель мозгов – если нет. В Аркануме следили за всеми магами, чтобы мы не слишком злоупотребляли своими способностями, и знали, что я могу подчинить людей своей воле и стать настоящим тираном. За мной всегда следили с особой бдительностью, с ножом в руке, готовым вонзиться мне в спину. То были счастливые времена.

Оказалось, что старого дома Чарры давным-давно нет, он сгорел, а на его месте построили какую-то скрипучую хибару. Брошенный в миску нищего медяк вернулся сведениями о том, что Чарра еще жива, к моему облегчению. Она переместила свое предприятие к Западным докам – роскошное местечко для борделя. Новое заведение «У Чарры» напоминало шикарные кварталы Полумесяца и Старого города, насколько это вообще возможно, не привлекая внимания стражей и Арканума, следящих за тем, чтобы подобные нежелательные элементы не прыгали выше головы.

Мне понадобилось добрых полдня, чтобы пробраться в западную часть города по лабиринту узких улочек, и я постепенно осознавал, что здесь что-то неладно. В болтовне и приветствиях друзей и соседей сквозили страх и неуверенность. И дело было не в том, о чем они говорят, а в том, о чем умалчивают. На моих глазах одна старушка спросила у плотника, как поживает его сестра. Он не ответил, а просто отвернулся, сосредоточившись на починке двери. Женщина побледнела и не стала больше расспрашивать. Я подслушал и другие разговоры, а по пути задал прохожим несколько наводящих вопросов. Похоже, в последние месяцы исчезло слишком много людей, в особенности обладающих хоть толикой магии в крови. У всех на устах было прозвище Живодер, написанное на стене надвратной башни. Кто-то называл его безумцем, кто-то – демоном из Дальних миров.

К тому времени, как я нашел нужный район, опустились сумерки, и большой колокол в Старом городе пробил в последний раз до рассвета. Посреди улицы топтались несколько путников, явно впервые