сумраке и красные пятна на скальпеле. Без помощи Чарры мне ничего не расшифровать.
Как и ожидал, я услышал позади тихие шаги. Повернувшись, я увидел тощего, как жердь, юнца со ржавым ножом, и ужасно расстроился. Щенку было лет четырнадцать, если не меньше. Его левое ухо украшала серьга из потемневшей серебряной проволоки.
– Давай сюда деньги, – зарычал он, тыча в меня оружием.
Уставившись на его нож, я демонстративно попятился к стене, прижимая к груди кошель с монетами. Мальчишка подбежал и выхватил его у меня. Тем временем другой рукой я снял с пояса его собственный кошель. Вор оглядел мои последние медяки и нахмурился. Он ожидал большего. Тогда он впился взглядом в мой прекрасный плащ. Все шло точно по плану.
Я снял плащ и протянул ему.
– Вот, возьми. Он должен чего-то стоить.
Он схватил плащ и пощупал ткань – скупщик даст за него несколько серебряных монет. Оглядев меня с ног до головы, щенок решил, что взять больше нечего. Его намерения ясно читались в глазах и напряжении мышц – он был готов вонзить нож мне в грудь. Ему ни к чему свидетели, которые могут поднять крик. Он подошел ближе, держа нож наготове.
Я сбросил маску робости, внезапно начав излучать смертельную угрозу. Мой взгляд стал жестким. Я убил бы его, если б пришлось, а потом нашел другого вора. Он отпрянул. Уличные крысы должны обладать сильным инстинктом выживания, если хотят жить долго. Он передумал, развернулся и убежал с моим плащом и почти пустым кошельком.
Я вновь превратился в жалкого торговца и, спотыкаясь, побрел к Рыбачьей дороге, предварительно заглянув в кошель юнца. При виде серебра я присвистнул: похоже, мальчишка уже ограбил несколько человек. Теперь мне хватит монет на пару ночей в таверне, и, к моей безмерной радости, там обнаружились две самокрутки. Хороший табак, не та дрянь, которая попадалась мне в дальних селах и городах.
Мальчишка пытался обокрасть куда более опытного вора. Главное, теперь мой плащ перейдет в другие руки. Сумрачные кошки не должны были выжить в ядовитом для демонов воздухе Сетариса, но только глупцы полагаются на предположения. Если они еще охотятся за мной, то возьмут след по запаху моей магии в шерсти плаща. Я спал в нем много дней, чтобы пот как следует впитался.
Никакая стирка не выведет его так, чтобы не чуяли носы проклятых кошек. Возможно, это поможет мне выиграть время. Жаль, что меня ограбил молокосос. Пусть он едва не воткнул в меня нож, но если демоны настигнут его раньше, чем он сбудет плащ какому-нибудь более зрелому подонку, это будет на моей совести. К счастью, от моей совести осталась лишь шелуха. Я не стану лить слезы по таким, как он, тем более что у меня имелись дела поважнее. Линас пытался предупредить, что на карту поставлено нечто гораздо большее, чем его жизнь. Я должен закончить начатое им дело.
Связь с Линасом через узы Дара разорвалась, и его врожденная доброта больше не помогала мне не сбиваться с пути истинного. Когда я был уличной крысой в Доках, эгоизм служил ключом к выживанию, но теперь, когда я владел ужасающими силами, он делал меня опасным. Я не из тех, кто постесняется злоупотребить силой, если кто-то этого заслуживает, а мне это сойдет с рук. Без мягкого направляющего присутствия Линаса на задворках сознания я мог только спрашивать себя, а как поступил бы он? Я постараюсь не разочаровать его.
Я совсем не собирался идти к Болотному мосту. Вместо этого я поискал подходящую таверну, какое-нибудь второсортное местечко с ванной, где можно соскрести корабельную вонь. На одной из боковых улочек я заметил выцветшую от солнца вывеску, гласившую «Трон и очаг».
Направившись туда, я прошел мимо тощей девчонки в дурацком возрасте между ребенком и взрослым. На ее щеке красовались синяк и багровое родимое пятно. Когда я подошел, она посмотрела на меня без тени страха, скорее с тупым принятием, и протянула миску. Слишком многие девушки из Доков имели такой вид. Если бы не Дар, я мог бы разделить с ними невеселую участь. Я избежал ее благодаря нездешнему роду по матери, поскольку по отцу во всей моей родне магии было столько же, сколько в кирпичах. Все они умерли от серой оспы. Я вздохнул. Давненько я не вспоминал о родителях, и боль утраты слегка притупилась.
Я выудил пригоршню монет. Я питал слабость к темным лошадкам и вторым шансам и сам не раз получал их. После недолгих колебаний я добавил две серебряные монетки. Так поступил бы Линас. Легко пришло, легко ушло. Глаза девушки распахнулись. Она уставилась на меня со смесью страха и надежды, вероятно решив, что я хочу от нее чего-то особенно мерзкого.
– Это не плата, – сказал я. – Иди купи чего-нибудь поесть и новое платье. Помойся и поищи таверну, где требуются служанки. И не показывай никому серебро, если не хочешь его лишиться.
Она открыла рот, но я не хотел выслушивать благодарности, отмахнулся от нее и вошел в таверну. Я надеялся, что она не станет тратить деньги на выпивку и алхимию, но не собирался задерживаться, чтобы проверить. Для этого я слишком часто разочаровывался, но каждый человек заслуживает шанса. Как он им распорядится, зависит только от него самого.
Трактирщик ободрал меня как липку, но я не стал спорить и позволил мальчишке проводить меня в комнату на втором этаже. Он принес камни, нагретые в очаге на первом этаже, и бросил их в громадную бочку из-под эля, служившую ванной. Когда вода достаточно нагрелась, я отослал мальчишку, запер дверь и залез в бочку.
Какое бы было блаженство просто отмокать и расслаблять теплом сведенные судорогой мышцы, но я тут не ради наслаждения. Я опустился в горячую воду с головой и принялся соскребать жир с волос и тщательно мыться, чтобы избавиться от недельного пота, запекшегося на коже. Теперь любым демонам придется потрудиться, чтобы меня найти. Я прибегнул бы к аэромагии, чтобы избавиться от грязи, но с моим везением поблизости вполне могли оказаться нюхач или сумрачная кошка. Это было не так рискованно, как использование моего врожденного таланта к магии разума, но все равно опасно.
Отмывшись до скрипа, я вылез из бочки и перебрался на кровать, роняя капли на пол. Волосы сохли и постепенно начали снова торчать в привычном беспорядке. Было приятно опять ощущать движение, словно с глаз сняли шоры. Каждый маг, проживший так же долго, как я, неизбежно страдал от каких-нибудь