И сызнова взрыв хохота.

Клёна не поняла, чему они так веселятся, протиснулась между широкими спинами, чувствуя себя совсем маленькой, и отдала подмастерью тесак.

Мужчины затихли. Глядели с любопытством. А девушка боялась, что теперь вместо Тореня и каких-то дуболомов начнут смеяться над ней, такой тоненькой, но с огромным тяжёлым ножом. Нет, промолчали. А когда она уже возвращалась, её догнал тот самый колдун с глазами настолько белыми, что они казались незрячими.

– Постой, красавица, – сказал он с улыбкой.

Клёна строго поглядела на него.

– Что?

– Давай помогу, – предложил он.

Девушка прижала тесак к груди, словно незнакомый обережник хотел отнять его силой, и помотала головой.

– Не надо. Сама.

– Так я ведь помочь только, – сказал он и добавил, будто в объяснение: – Тошно.

– Сама, – упрямо повторила Клёна, развернулась и почти бегом направилась прочь.

Сызнова они увиделись возле башни целителей, куда Клёну отправила Матрела отнести Русте и хворому вою трапезу. Рыжий лекарь уж который день без остановки готовил чёрный, как дёготь, зловонный отвар, а потом сливал его в бочонок, источавший смрад чуть не на версту вокруг.

Фебр сидел на лавке возле крыльца, а подле него давешний колдун. Увидев девушку, черноволосый заулыбался, но она в ответ поглядела сурово и обратилась к Фебру:

– Меня… Матрела прислала. Поесть вам с Рустой передала…

Ей не хотелось, чтобы он думал, будто она сама нарушила собственное обещание не ходить к нему, покуда не позовёт.

– Спасибо, птаха, – ответил Фебр.

Колдун, сидевший рядом с ним, промолчал, но глядел тепло.

Клёна смутилась и заторопилась. Отнесла корзину наверх, после чего ушла, не оглядываясь.

Велеш повернулся к другу и сказал с восхищением:

– Красивая какая! Тебе вот обед в корзинке носит, а мне не дозволила себя даже до поварни проводить.

Ратоборец кивнул.

– Она с характером.

Колдун хмыкнул.

– А не из-за неё ли Нурлиса тебя козлом безногим называет?

– Чего?

Будь у Фебра обе ноги целы, вскочил бы как ужаленный, а так лишь подпрыгнул слегка.

Велеш усмехнулся и хлопнул друга по плечу.

– Повезло тебе, что бабка нынче редко из каморки своей выползает. Не то наслушался бы. Она едва не каждому встречному рассказывает, как ты, «козёл безногий», над девочкой измываешься. И добавляет, мол, видать, Ихтор тебе вместе с ногой ещё кой-чего оттяпал.

У Фебра на скулах обозначились желваки.

А Велеш беззлобно рассмеялся.

– Ну уж осерчал. Не держи за душой. Не тебя одного она полощет. Меня увидела, говорит: «У-у-у, страхолюдина рыбьеглазая, опять ты тут?» Аж от сердца отлегло. Я ведь думал, померла.

– Помрёт она, – усмехнулся Фебр. – Как же.

Глава 56

Серый лежал, заложив руки за голову, и смотрел в небо. Лесная земля, мягкая и прохладная, ласкала нагое тело. Рядом, уткнувшись носом ему под мышку, дремала довольная волчица.

Женщины. Они всегда тянутся к сильному. Их не пугает опасность, потому что они по глупости думают, будто могут её приручить. Чем сильнее мужчина, тем сильнее их любопытство и желание. И каждой грезится, что именно она станет владычицей.

Серому не нужны были владычицы. Он брал любую из волчиц и легко заменял новой, чтобы ни одна не испытывала превосходства над остальными. Впрочем, несмотря на такое непостоянство, детей у вожака было наперечёт. Выживших вовсе на пальцах одной руки можно сосчитать. Это хорошо. Дети много едят.

По счастью, волчицы могли понести только во время гона. В иные луны они хоть и охотно предавались телесным радостям, но не тяжелели. Иначе выводок Серого обожрал бы всю стаю. Атак их было то ли трое, то ли четверо. Он не помнил точно. Ему приносили, показывали. Дети как дети. Все одинаковые: сморщенные, красные и орут.

Он не отличил бы одного от другого, а своего от чужого. Ежели только по запаху, ибо младенцы пахли отцом. Но и к пищащим свёрткам, и к их матерям Серый утрачивал интерес, как только они отходили на несколько шагов. Он быстро уставал от женщин. От детей же быстрее вдвойне. А от женщин с детьми приходил в тоску и ярость мгновенно. За ним это уже заметили.

Наконец Серому надоело лежать. Он поднялся, перешагнул через спящую девку и перекинулся. В лесу пахло весной. Такой вкусный, честный запах. Светла любила весну. Хорошо, что скоро они сызнова будут вместе: он, Светла, весна…

Двадцать осенённых волков из ближней стаи. Десять обычных, но крепких и сильных, которых поведёт Лют. Ещё десятерых он отправит вперёд. И десять осенённых кровососов во главе со Званом. Того пятьдесят.

Мало какая девка может похвастаться, что ради неё поднялась черна́ толпа[26] мужиков. Хотя какие ей, дуре, мужики? Ей бы шишек, веток, черепков. Ну да этого добра в Переходах необеримо. Пусть забавляется. Лишь бы тут. С ним. Рядом.

Она, конечно, будет смешить его. И в сердце проснётся давно забытая детская нежность. Но он уже сейчас знал, что эта нежность всколыхнётся ненадолго. Потом её потеснит привычная досада, а затем и злость. Потому что Светла будет смотреть с обожающей лаской, лопотать всякую чушь… Пускай. Это всё потом. Он уже дал зарок, что не ударит её. Пальцем не тронет. Ну, ежели только совсем допечёт…

Ему на холку легла мягкая рука. Нагая девушка стояла рядом и смотрела на волка. Он дёрнул головой, сбрасывая её ладонь, и глухо рыкнул. Она прижала руки к полной груди.

Испугалась. Хорошо. Женщины должны бояться. Только страх делает их покорными.

Серый перекинулся обратно в человека и поманил волчицу к себе. Та хоть и с опаской, но подошла. Вожак указал взглядом на землю. Девушка послушно опустилась. С Марой было интереснее. Мара не гнушалась просить и торговаться. Ему было забавно ей отказывать и изредка в мелочах уступать. А эта как больная собака. И глаза такие же.

В какой-то миг девка напомнила ему Светлу. И Серый раньше, чем успел осознать, наотмашь ударил её по лицу.

Она не заплакала. И он успокоился.

* * *

За прошедшую седмицу у Клесха побывал каждый из осенённых. О чём они беседовали, местный люд знать не знал.

В Цитадели сделалось суетно. Хлопотали все без отдыха.

На конюшнях готовили возки и телеги, проверяли, крепки ли, не подведут ли в пути. Натягивали плотные кожаные пологи, чтобы странники, буде такая нужда, могли укрыться от дождя и солнца.

Матрела собирала обережникам в дорогу снедь: