новых.
— И в наше время носилось в воздухе, что-то такое, похожее… — поежился Владимир Высоцкий. — Тут у вас все по-другому, и именно поэтому я не тороплюсь возвращаться домой.
— Ну вот мы и пришли к чему-то определенному, — сказал я. — Осталось только понять, что со всем этим делать. Если по поводу семьдесят шестого года у меня есть надежда на правильно воспитанного товарища Брежнева, то в восемьдесят пятом подобной заручки у нас нет. Товарищ Романов, при всех своих положительных чертах, это не настоящий правитель Российской державы, способный поднять ее на дыбы, а всего лишь местоблюститель. А это совсем не то, что требуется в подобной ситуации.
— А Брежнев, значит, может поднять страну на дыбы? — с некоторым сомнением спросил товарищ Бережной.
— ВАШ Брежнев может, — ответил я, делая особый упор на слове «ваш». — Да и его прототип тоже был на это способен, только ему было непонятно, кого нужно атаковать и с какой целью. Впрочем, одного Брежнева, даже самого правильного, на два мира не натянешь, а засучивать рукава и лично осушать все болота и болотца у меня нет ни времени, ни сил.
— Еще надо заметить, — сказал товарищ Тамбовцев, — что подавляющее большинство «демократических» деятелей вылупилось как раз из коммунистических партийных функционеров карьерного толка, и лишь небольшая их часть произошла из рядов прозападной диссидентуры. Секретари обкомов, путем сожжения партбилетов превращавшиеся в губернаторов, были в девяносто первом году самым обычным явлением.
— Этот вопрос можно будет решить в рабочем порядке, — ответил я. — Проскрипционные списки могут получиться такими, что тридцать седьмой год по сравнению с размахом новых репрессий покажется лишь невинной игрой в казаки-разбойники.
— Даже если зачистить советскую систему от неблагонадежных элементов до белых костей, это не вернет советским гражданам цели и смысла жизни, — предупредила Птица. — Делать это, конечно, надо, но засилье карьеристов в органах советской власти — это не причина всех бед, а только следствие поразивших страну проблем. Безумие, в том числе и всего общества, невозможно вылечить ни плетью, ни смирительными рубашками, ни даже электрошоком. И это я вам тоже говорю как специалист.
— А вот это, — сказала Риоле Лан, — чисто ваша русская особенность существования. Ни франконцам, ни их местным прототипам цель и смысл жизни просто не нужны. Им и без этих условностей может быть тепло, уютно, мягко и сыто, а хорошо и плохо — это для них достаточно условные понятия. Если франконец совершает преступление, обогащается, и его за это никто не наказывает, то это хорошо, а все остальное плохо. Вам такое удивительно, а там это норма жизни. Поэтому проникновение западного мироощущения в вашу внутреннюю жизнь, как правило, приводит к тяжелым общественным катаклизмам, вызванным отслоением образованных прозападных кругов общества от вашей основной народной массы. Кажется, ваши местные протосоциоинжеры называли такое состояние общества химерой, когда голова у организма от одного животного, а тело от другого.
— Так! — удивился я. — А кто тут у нас, хумансов, такой умный, что может считаться протосоциоинженером?
— Наверное, товарищ Риоле Лан имеет в виду Льва Гумилева, — ответил товарищ Тамбовцев. — На тысяча девятьсот восемьдесят пятый год этот человек работает в Научно-исследовательском географо-экономическом институте Ленинградского госуниверситета ведущим научным сотрудником и выпустил уже несколько интересных теорий формирования и эволюций человеческих сообществ.
— И что же вы молчали ранее? — спросил я. — Такому человеку, если его теории, конечно, жизнеспособны, самое место в команде товарищей Лениных и Карла Маркса. Условия для работы, оздоровление и омоложение мы ему обеспечим. Только знакомиться с ним надо не через Гейдара Алиева, как с Виктором Цоем, а лично из рук в руки. Быть может, хоть он подскажет что-то умное там, где больше ни у кого нет никаких мыслей. Dixi! Я так решил!
17 июня 564 года, вечер, Великая Артания, левый берег Днепра, недалеко от Китеж-града разу за Перетопчим бродом, полевой лагерь танкового полка
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической империи
Каждый раз, когда в Великой Артании наступает лето, я дислоцирую в окрестностях Китеж-града по несколько частей своей армии, дабы разные ушлые люди, в первую очередь тюркоты и византийцы видели, что архонт Серегин никуда не делся и созданное им государство по-прежнему находится под надежной защитой. И императрице Аграфене в Константинополе от этого становится спокойней, ибо вся Византийская империя знает, что если какой-нибудь чудак-полководец попытается ее свергнуть, то жить он будет крайне недолго, но очень неприятно. Помимо всего прочего этот мир обзавелся своей, правда, сильно усеченной, орбитальной сканирующей сетью. Он очень нетороплив, а потому всего четырех сателлитов вполне достаточно, для того чтобы отслеживать передвижения хоть отдельных отрядов, хоть целых армий и своевременно изображать реакцию. Примерно месяц назад до сотни тюркотских всадников пересекли реку Танаис, он же Дон, но сразу же повернули назад, потому что повстречались с моими злобными девочками на «Шершнях». Никого тогда не убило, но впечатлений у диких кочевников от этой встречи с летающей смертью было хоть отбавляй. Кто в наш огород залезет, тот сам себе злобный бабуин.
К тому же Великая Артания это еще и место с неплохим курортным потенциалом, климат в эти времена мягкий, даже можно сказать жаркий, вода в Днепре кристально чистая, а влияние Даны еще и придает ей целебные свойства. Поэтому после завершения плановых занятий и работ на технике, весь личный состав на два часа перед ужином, когда спадает жара, выходит на речной берег для принятия водных процедур. И в то же время туда подходят две резервные (учебные) кавалеристские бригады, в одной комэском князь императорской крови Олег Константинович из четырнадцатого года, в другой служит папенька Льва Гумилева, Николай из года восемнадцатого. Солнце русской поэзии люди Дзержинского сдали мне с рук на руки исходя из принципа «как бы чего не вышло».В противном случае в силу своей политической малограмотности этот человек непременно впутался бы в какую-нибудь историю, и снова получилось бы нехорошо.
Однако сегодня водные игрища в царстве богини Даны прошли в сокращенном формате. Наскоро смыв с себя пыль дневных забот, танкисты и остроухие кавалеристки снова оделись и собрались вокруг сцены, наскоро возведенной на склоне пологого холма