Сталин встал из-за своего рабочего стола и, довольный своей прозорливостью в отношении старого товарища, подошел к столику, на котором лежали курительные принадлежности. Он достал любимую папиросу «Герцеговина Флор» и закурил. Дым медленно поднялся к потолку кабинета. Сделав две затяжки, он вернулся за свой рабочий стол, еще раз пробежал глазами справку из Горького о протезном производстве, а затем вызвал Поскребышева.

Александр Николаевич появился мгновенно, как всегда.

— Принесите мне список безногих летчиков, — коротко сказал Сталин.

— Слушаюсь, товарищ Сталин, — Поскребышев исчез так же быстро, как и появился.

Через минуту он вернулся с нужной папкой.

Два дня тому назад Александр Александрович Новиков, первый советский маршал авиации, командующий Военно-воздушными силами РККА, представил ему список советских летчиков, вернувшихся в военную авиацию на одном или двух протезах стопы. Сталин тогда внимательно изучил этот список, но решения не принял. Теперь же, после знакомства с хабаровским проектом, он понял, что надо делать.

Один из летчиков в списке был, правда, не по ведомству Новикова: капитан Сорокин воевал в морской авиации Северного флота под командованием адмирала Головко.

В списке было пять фамилий. Трое из них Кузьмин, Маресьев и Сорокин летали без двух ног, на двух протезах. Это были настоящие герои, преодолевшие не только боль и увечье, но и косность военной бюрократии, которая поначалу не хотела допускать их к полетам.

Поскребышев стоял и молча ждал следующего распоряжения Сталина. Верховный после короткого раздумья взял красный карандаш и написал сверху списка размашистым почерком: «Обеспечить дюралевыми протезами». Затем поставил дату, расписался крупной подписью и протянул секретарю.

Тот взял список, развернулся и молча вышел из кабинета. Больше слов не требовалось: Поскребышев знал, что делать с такими резолюциями.

Обедал Сталин сегодня в непривычной обстановке: один. Обычно он любил приглашать к обеду кого-нибудь из членов Политбюро или военачальников, за едой обсуждая текущие дела. Но сегодня был один из тех редких дней, когда ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Возможно, кто-то и собирался попросить аудиенции после Василевского, но верный Поскребышев отлично знал все привычки своего хозяина и без слов понял, что сегодня тот не нуждается в обществе и хочет работать в одиночестве. Поэтому никого не пропустил и всех вежливо, но твердо отправил восвояси с рекомендацией подойти завтра.

Сталин ел медленно, продолжая обдумывать прочитанное. Крупнопанельное домостроение… Если это действительно работает так, как описывает Хабаров, то можно будет решить жилищную проблему не только в Сталинграде, но и во всех разрушенных войной городах. А их будут десятки тысяч по всей стране.

После обеда Сталин еще раз перечитал хабаровский проект, на этот раз делая пометки на полях. Некоторые моменты по его мнению требовали уточнения, другие дополнительной проработки. Но в целом проект выглядел перспективным и заслуживающим внимания.

Только после этого он распорядился подавать машину для поездки в Кремль на заседание ГКО. Впереди был длинный вечер, но Сталин чувствовал себя отдохнувшим и готовым к работе.

* * *

Беседа Маленкова и Чуянова была очень короткой, но содержательной. Они встретились в кабинете Маленкова в Кремле ровно в четырнадцать часов. Алексей Семенович вошел подтянутым, но усталым: перелет из Сталинграда, напряжение последних месяцев, постоянная работа на пределе сил, все это сказывалось.

— Садитесь, Алексей Семенович, — Маленков указал на кресло перед столом. — Ваши материалы изучены. Есть вопросы.

Первый секретарь Сталинградского обкома почти сразу же понял, что практически все предложения, подготовленные в Сталинграде, без какого-либо серьезного обсуждения будут приняты. Кроме тех, которые касаются жилищного строительства. И здесь гвоздем программы является проект самого молодого сотрудника горкома: Георгия Васильевича Хабарова.

Маленков протянул Чуянову перепечатанные на машинке заключения академика Веснина и народного комиссара Гинзбурга. Это были свежие документы, составленные буквально сегодня утром.

— Читайте, Алексей Семенович. Внимательно.

Чуянов взял листы и углубился в чтение. Маленков тем временем наблюдал за ним. Георгий Максимилианович был опытнейшим аппаратчиком и отлично видел, что у Сталина возникла стойкая антипатия к руководителю Сталинграда и области, и что никакого награждения Чуянова не будет. Причину этой немилости он точно не знал и мог только предполагать: скорее всего, дело в эвакуации населения или её отсутствии. Но детали были не так важны. Важно было то, что судьба Чуянова предрешена.

И более того, Маленков понимал, что только опасения обрушения управляемости важнейшим городом, пусть и разрушенным, удерживают Сталина от немедленной смены руководства. Из этого вытекало, что при первом же удобном случае руководство в Сталинграде сменится. И неслучайно старый соратник Верховного по Гражданской войне поехал туда вторым секретарем горкома партии. Андреева готовили на место Чуянова, такой вариант был вполне возможен.

Прочитав заключения Веснина и Гинзбурга, Чуянов понял, что предложение Хабарова встретило поддержку на самом высоком уровне, и в душе возликовал. Это давало шанс. Это давало надежду на то, что жилищную проблему Сталинграда можно будет решить не через десятилетия, а гораздо быстрее. Но он также понимал, что это была только даже не половина успеха, а всего лишь треть. Впереди еще заседание ГКО и решение Верховного.

Второй третью был вопрос строительства нового цементного завода для обеспечения восстановления города. Маленков, выдержав длинную театральную паузу, без всякого перехода начал быстро говорить именно об этом:

— Ваше предложение о строительстве нового цементного завода вполне разумно и своевременно, Алексей Семенович. Я поручил товарищу Гинзбургу к семнадцати часам подготовить наброски плана строительства. Срок — максимум полгода на пуск первой очереди. Народный комиссариат строительства поможет, перебросив к вам некоторое количество специалистов, эвакуированных ранее с Украины и из Новороссийска. Также они помогут с оборудованием: там есть демонтированное, но целое. Но основное — это ваши внутренние ресурсы: рабочая сила, местные материалы, организация работ.

Маленков сделал паузу, внимательно глядя на Чуянова.

— Но все это планы на перспективу. Завод будет, но не завтра. А что вы собираетесь делать с жильем прямо сейчас, в ближайшие месяцы?

Чуянов тяжело вздохнул. Текущую ситуацию можно было описать только русской поговоркой: куда ни кинь — всюду клин. Он понимал, что честный ответ не понравится, но врать было нельзя и бессмысленно.

— Выбор у нас, товарищ Маленков, невелик, — начал он медленно, подбирая слова. — Восстанавливать то разрушенное, что имеет смысл восстанавливать, и строить временное жилье, бараки. Для этого мы просим организовать по Волге и Каме сплав заготовленного леса. Нам нужны десятки тысяч кубометров. Для скорейшего разбора завалов просим максимально возможно направить к нам военнопленных немцев и румын, а также спецконтингент. В ближайшее время