Кроме того, нужен человек, который, так сказать, явит миру нового царя, то бишь меня! Это должен быть человек известный, пользующийся популярностью и авторитетом в войсках. Еще в первые дни в этом мире я сделал ставку на Эвмена и все эти годы подспудно вел его вот к этому дню.

Судьба, чуть подыгрывая мне, привела Эвмена в Пергам, словно бы ей самой стало интересно, как повернутся события. Смогу ли я убедить принципиального грека изменить уже данной присяге и провозгласить меня царем?

Первая фаза моего плана на сегодняшний день выполнена: я смог продемонстрировать Эвмену свой небольшой отряд и новую тактику. Показал, что стоящий перед ним парень не просто сын Александра, а человек, достойный доверия, способный добиваться поставленной цели. Теперь надо как-то помягче убедить его, что данная им клятва уже потеряла силу и изменить ей — не преступление. В общем, во что бы то ни стало надо переманить его на свою сторону.

Подаю знак, и один из рабов подносит Эвмену кубок с разбавленным вином. Чуть пригубив напиток, грек посмотрел на меня, мол, какова дальнейшая программа.

Жестом предлагаю ему пройтись и сам делаю первый шаг. Эвмен присоединяется ко мне, и несколько мгновений мы идем молча, прежде чем я начинаю.

— Уже которую ночь мой отец является ко мне. — Изобразив смятение, поворачиваюсь к греку. — То, что он требует от меня, столь тревожно, что я не могу не испросить у своего старшего друга совета. Ведь ты мне друг, Эвмен⁈

Мой требовательно-вопросительный взгляд застывает на лице полководца, и тот, не задумываясь, отвечает:

— Конечно, я твой друг, Геракл! Это не должно вызывать у тебя сомнений.

Киваю, мол, я и не сомневался, и подхожу к главному.

— Отец настойчиво, из ночи в ночь, призывает меня взять судьбу Великого царства в свои руки. Он требует, чтобы я объявил себя его единственным наследником и царем всех завоеванных им земель. Говорит мне, что если я этого не сделаю, то все рухнет, его бывшие друзья растерзают царство как гиены, и я единственный, кто может этому помешать!

От неожиданности Эвмен даже мотнул головой.

— Подожди, как же так⁈ А твой сводный брат⁈ Неужели Александр хочет, чтобы ты поднял меч на брата, на Олимпиаду и Полиперхона⁈

Даю ему время немного успокоиться и продолжаю.

— Наоборот, отец видит, что действия Полиперхона и Олимпиады ведут к поражению, и требует от меня спасения брата.

По лицу грека скользнула тень недоверия, и я знаю почему. На сегодняшний день ему трудно в это поверить, ведь, по тем данным, что он имеет, войско Полиперхона практически без боя вошло в столицу Македонии, и Олимпиада с Роксаной заняли царский дворец. Вот только это было почти три месяца назад, а на сегодняшний день все уже перевернулось с ног на голову.

Македонская аристократия никогда не любила «эпирскую ведьму» — так они называли мать Александра Олимпиаду. Бактрийскую царевну Роксану македонцы тоже не приняли. Для них она никогда не была своей, а всегда оставалась азиатской дикаркой. Убийство же царя Арридея только подтвердило это мнение, усилив всеобщую неприязнь.

На это неприятие две царственные женщины ответили казнями сторонников Кассандра в столице и по всей стране. В своей дикой неукротимости они были похожи, и кровь в Македонии полилась рекой. Народная любовь к сыну Великого Александра очень быстро обернулась ненавистью к его матери и бабке. В довершение всего, войска Полиперхона потерпели ряд поражений, и армия Кассандра уже приближалась к столице.

Всего этого Эвмен еще не знал, так как с момента бегства из осажденной крепости находился в постоянном движении, и вести доходили до него с большим опозданием.

Сейчас я вижу в глазах Эвмена сомнения и пытаюсь дожать его.

— Отец высоко ценил и ценит твою преданность клятве, Эвмен, но участь Олимпиады уже предрешена! Твоя присяга ей и царю Александру IV больше не имеет смысла, а путь, которым ты идешь, ведет к гибели! Именно поэтому отец призывает меня выйти из тени и вступить в борьбу. Он надеется, что ты не оставишь меня…

Не дождавшись конца фразы, Эвмен резко оборвал меня.

— Это невозможно! Я обещал Олимпиаде, что буду сражаться за ее внука Александра до конца! Я дал клятву! В ответ она и Полиперхон наделили меня полномочиями царского полководца в Азии, указали аргираспидам в Киинде подчиниться мне и предоставить царскую казну в мое распоряжение. — Выдохнув, он эмоционально рубанул рукой. — Кем я буду, если, приняв все это, нарушу клятву⁈ Если брошу их в тяжелый момент⁈

Такая эмоциональность обычно холодного и рассудительного грека проливается на меня холодным душем. В один миг я понимаю, что ошибся и мне не удастся переубедить этого человека никакими ухищрениями. По раскрасневшемуся лицу Эвмена я вижу, что он полон решимости идти до конца, и ничто не заставит его нарушить клятву.

Это ставит меня в тупик. Как быть дальше? Я ожидал, что будет нелегко его уговорить, но рассчитывал, что все равно справлюсь. А теперь что?!. У меня нет плана «В», весь мой замысел подразумевал, что Эвмен согласится объявить меня царем и набранное им войско перейдет под мои «знамена». Ведь если нет…! Об этом не хочется даже думать!

В общении с такими людьми, как Эвмен, не принято уговаривать и уж тем более просить, но я так растерян, что все равно пытаюсь.

— Все, что ты говоришь, верно, благородный Эвмен! Я, так же как и мой отец, никогда не сомневался в твоей порядочности и честности. Ты единственный, кто сохранил верность Великому Александру и его семье, и он ценит это, но… — Теперь я уже не играю, а выпаливаю от чистого сердца. — Он видит будущее, поверь! Полиперхон будет разгромлен, Олимпиада казнена, а мой сводный брат Александр пленен Кассандром. Твое войско узнает об этом, и боевой дух его будет сломлен. Аргираспиды выдадут тебя Антигону и…

Даже не заканчиваю, потому что вижу, что все напрасно! Этот человек останется верен клятве до самой гибели, и мне остается только сожалеть, что клятву верности он принес не мне.

Словно подтверждая мои мысли, лоб Эвмена покрывается жесткими морщинами, и он отрицательно качает головой.

— Прости, Геракл, но то, о чем ты просишь, невозможно! — Сказав это, он, словно отрезая себе возможность передумать, развернулся и быстро зашагал прочь.

Я