Поворачиваюсь к ней и награждаю ее многозначительным взглядом, мол, тебя сюда насильно никто не тащил, а раз сама вызвалась ехать, то терпи и не мешай.

Барсина терпеть не может, когда я позволяю себе подобное, и ее ярко накрашенные глаза ответили мне гневным прищуром. Не будь рядом Эвмена, я бы услышал много чего о непочтительных и неблагодарных сыновьях, но сейчас ругаться со мной при госте ей не с руки. Сдержавшись, она все же выплеснула свое недовольство на стоящих рядом рабов с опахалами.

— Да что вы как вареные мухи…! Может, выпороть вас для бодрости?

Те дернулись от испуга и еще яростней замахали над ней опахалами из страусиных перьев.

Эвмен, хранивший до этого момента молчание, решил, что пора разрядить ситуацию. Он мягко улыбнулся моей «мамочке» и постарался вложить в голос максимум уважительной признательности.

— Не волнуйся за меня, достопочтенная Барсина, я воин и давно уже привык как к жаре, так и к холоду. К тому же я с большим интересом посмотрю на выучку бойцов твоего сына.

Слова грека немного успокоили «мамочку», но она все же не утерпела и бросила на меня весьма выразительный взгляд, мол, никогда больше не смей на меня так смотреть!

Я извинительно склонил голову, выражая почтение и покорность добропорядочного сына. Барсина тут же смягчилась, но в этот миг где-то далеко надрывно завыла труба. Сигнал «к атаке» с другим не спутаешь, и мне уже стало не до «мамочкиных» капризов.

Вместе с Эвменом мы резко развернулись в сторону долины, где первая сотня уже пошла в атаку на строй соломенных чучел с выставленными вперед кольями.

Развернувшись лавой, сотня с гиканьем полетела на противника. Со стороны кажется, что это дикое, хаотичное движение, но это далеко не так. Все маневры многократно отработаны на учениях и доведены до автоматизма.

Вижу, как на дистанции в триста шагов лава вытягивается в линию, и каждый всадник натягивает лук и накладывает стрелу. Общий залп — и стрелы дождем посыпались на соломенного врага. Сверху, по навесной траектории, они падают, как удары смертоносного града.

Конница идет галопом, продолжая посылать стрелы сплошным потоком, а дистанция стремительно уменьшается. Двести шагов, сто, пятьдесят! Кажется, сейчас лошади налетят на выставленные колья, но за тридцать шагов шеренга всадников вдруг резко разворачивается на девяносто градусов. Теперь сотня мчится вдоль строя, продолжая осыпать стрелами неподвижного противника, только сейчас стрельба идет в упор и, что называется, прямой наводкой.

Вслед за первой сотней в атаку пошла следующая. С напряжением слежу за тем, как она в точности повторяет маневр первой, но уходит уже на другой фланг. Сразу за второй тронулась с места и третья сотня, и теперь все триста всадников, вытянувшись вдоль вражеского строя, непрестанно обстреливают соломенную пехоту.

Оторвавшись от этого зрелища, Эвмен обернулся ко мне.

— Неплохо! Только в реальном бою конница противника не позволит безнаказанно расстреливать своих пехотинцев.

Не споря, сразу соглашаюсь с греком.

— Конечно! У врага тоже есть кавалерия! — Тут же, улыбнувшись, указываю рукой в сторону чучел. — А вот и она!

На возвышенности, у правого фланга символического противника, показались стройные шеренги всадников. Они, словно бы демонстрируя свою мощь, замерли на гребне, но в тот же миг рев трубы призвал их к атаке.

Сорвавшись с места, две конные сотни потекли вниз, грозя смять левый фланг стрелков, увлеченных обстрелом.

Вижу, как одобрительно кивнул Эвмен. Он бы поступил точно так же. Такой фланговый удар, по его мнению, должен не только снять угрозу безнаказанного обстрела, но и привести к полному разгрому бегущего противника.

Битва при Гавгамелах навсегда вошла в анналы военной истории, и ход мыслей грека для меня не секрет. Он мало отличается от того, что проповедуют и другие македонские стратеги. Их тактика со времен Великого похода проста, но эффективна: блокировать центр противника фалангой и нанести ему стратегическое поражение фланговыми ударами.

Сейчас Эвмен думает, что именно этот маневр я ему и демонстрирую, но это не так. Я хочу показать ему другое. То, как можно ловить хваленых македонских полководцев на их желании ни в чем не уступать Великому Александру.

К этому времени расстреливающие чучела стрелки заметили надвигающуюся угрозу и начали спешно разворачивать коней. Их хаотичное отступление полностью оголило фланг, и атакующая конница рассыпалась лавой, частично преследуя бегущего врага, но основной массой устремившись к лагерю противника. Так сделал когда-то Александр, и так бы поступил сегодня Эвмен и любой из македонских полководцев.

Сейчас я смотрю на него и вижу, что он с большим интересом наблюдает за тем, как для отражения прорыва из-за полотняных шатров, символизирующих лагерь, начали выезжать всадники. По белым попонам на лошадях и плюмажам на шлемах в них легко опознается та самая полусотня тяжело бронированной конницы. Выстроившись в три шеренги, они начали встречную атаку под пронзительный вой трубы.

Мы с Эвменом смотрим, как две конные лавы идут друг на друга с неумолимым намерением столкнуться в смертельной схватке… Но нет! Это всего лишь показательный маневр. Он отработан до мелочей, и, чем ближе друг к другу встречные лавы, тем легче заметить, как они перестраиваются в отдельные колонны так, чтобы одно подразделение смогло пройти сквозь порядки другого.

В момент символического столкновения оба отряда поднимают вверх копья и чуть сбавляют скорость. Пять рядов тяжелой полусотни проходят сквозь расступившиеся ряды встречных всадников. Маневр выполнен безукоризненно, и Эвмен одобрительно цокает языком.

— Блестяще, Геракл! Выучке твоих воинов можно только позавидовать!

Я с благодарностью склоняю голову, но предлагаю ему не отвлекаться, мол, действие еще не закончилось.

— Вот как! — Эвмен с интересом вернул взгляд к месту «схватки».

Там все замерло, и, вроде бы, ничего уже не происходит. Все сотни остановились, фиксируя свою позицию на поле, как на шахматной доске. Все сделано так, дабы любой, даже не профессионал, смог увидеть, что оторвавшаяся от своей пехоты конница попала в полное окружение превосходящих сил. Против нее уже развернулась не только тяжелая полусотня и тот отряд, что она преследовала, но и стрелки с центра и другого фланга.

Эвмен смотрит на эту картину, а я произношу негромко и словно бы ни к кому не обращаясь:

— Если бы Дарий проделал то же самое при Гавгамелах, то, скорее всего, Великий греко-македонский поход на Восток там бы и закончился!

Пройдясь еще одним взглядом по «полю боя», Эвмен одобрительно кивнул, но все же добавил:

— История не любит сослагательных наклонений, мой