Брат Царя. Шутки ли.

Выше него только сам Василий и… Небо. Как думал он сам.

С каждым днем этот поход, этот человек и это русское войско все больше злили Якоба. И на то была настоящая гора причин. Первая и самая беспокоящая. Его собрат по оружию, и… Швед не боялся этого слова, его близкий друг — Михаил Васильевич Скопин-Шуйский умер. Сам факт этого события уже запустил в его голове необратимые сомнения в том, что с этими людьми можно иметь дело. А чем больше он наблюдал за русским полководцем, за воеводой, ставленным царем над армией его почившего сотоварища, тем больше впадал в уныние.

Этот полный, потеющий, скользкий человек хорош был для кремлевских покоев, переговоров, политики, дипломатии, думного сидения и разговоров. Да для чего угодно, но. Но! Дьявол! Не для войны.

Неспешный, вальяжный, очень похожий в своих манерах на самого царя Василия.

Решения принимал невероятно медленно. Даже двигался еле-еле.

Сейчас он восседал на троне и испытывал невероятное удовольствие от этого. Оттого, что отдавал какие-то приказы. Руководил людьми. Это было видно невооруженным взглядом и раздражало.

Якоб злился, холодно, нервно, день ото дня все больше.

Понимал, что изменить ничего не получится. Не он здесь главный. Он лишь карающая длань, а мозг — к сожалению, вот этот вот… Воевода Дмитрий.

Делагарди устал говорить, что войско идет медленно. О том, что надо бы разделиться, бросить вперед конницу и быстрым маршем дойти до Тулы. Разобраться там с одним самозванцем, а потом вернуться и уже от Серпухова частично по воде, частично по суше дойти до Калуги и добить там второго.

Но, дьявол! Этот русский не слушал.

Его тяготил поход, это было видно. Он не был воином. Но он упивался своей властью над людьми. Слушать никого не хотел и не думал даже.

Они шли, медленно преодолевая эти невероятные, бесконечные просторы Руси. Дикой страны, полной лесов, рек и болот. И чем дальше они уходили на юг, тем менее обжитой была местность. Эдак через неделю они просто через степь и лес пойдут, не имея никаких людей окрест.

Что за чудо чудное.

И все это — владения Царя Василия. Чем тут править? Чем владеть? Деревьями? Кустами? Якоб поморщился. В голове всплыли неприятные воспоминания.

Вчера произошли невероятные события.

От этого Игоря, которым Делагарди все больше впечатлялся, примчался человек. Юнец, конный и оружный. Его тут же схватили. Поговорить с людьми, к которым он ехал, как выяснилось на допросе, он не успел. Рязанец — Некрас Булгаков был слишком молод и наивен.

Он спокойно рассказал, что войска Игоря Васильевича Данилова взяли Тулу. За два часа. За два! Крупную, мощную крепость! Как такое возможно? А еще, что войско у него не две тысячи казаков, как думал русский царь, а десять тысяч опытных воинов. Больше половины — это конница, есть артиллерия и, диво, доспешные сотни.

А еще сказал, что сам господь ведет его на север. Что идут они Земский Собор собирать и всем миром избирать царя, сильного и достойного. Конечно же, первым кандидатом парень видел самого Игоря. Кого еще-то? Не этих же всех стариков бояр.

И все войско христолюбивое, что идет с ним, в едином порыве на сторону его станет. И любую преграду сметет, потому что с Игорем Васильевичем — сам бог. И что чудеса в походе случались и что Дева Мария, и все ее пресвятые угодники хранят этого Игоря и рать его сокрушит все и вся.

Мальчишку пытали.

Делагарди не любил такого. Он был воином, а не палачом. Да, видел он чертовски много за свой не такой уж и длинный век. Но, чтобы мучить и выбивать важные сведения, задавая из раза в раз один и тот же вопрос — безумие.

Дмитрий Шуйский не поверил Булгакову.

Палачи требовали, чтобы он сказал правду, а тот, подвергаемый мукам, смеялся им в лицо и говорил из раза в раз одно и то же. Что истинный Царь идет с юга и всем людям, что не поклонятся ему. Конец. Что татар он бил, повернул назад огромное многотысячное войско. Сам, лично ездил к ним, говорил с ханом. Вернулся живым.

Один против татарской армии — бред, но другие слова мальчишки заставляли задуматься, что этого Игоря хранит по меньшей мере сама Дева Мария. А может быть и Иисус Христос, и сам Господь Бог.

Делагарди дернулся, ноги немного затекли, пришлось поменять позу.

Это вывело из раздумий. Он осмотрелся.

Ничего не изменилось. Все тот же шатер. На троне Дмитрий. Невероятная жарища. Люди входящие, кланяющиеся, несущие какой-то бред, не имеющий отношения к текущей военной ситуации, уходящие с довольными лицами.

Они здесь, в походе делили места возле трона. Откровенно льстили, говорили всякое потребное, но совершенно лживое.

Делагарди знал, что разъездов нет. Нет разведки.

Он говорил об этом с Шуйским, но тот лишь улыбнулся ему и сказал — чтобы наемники делали свое дело и не лезли в руководство армии. И это все. Все, дьявол!

Те сотни, которые должны были осуществлять дозор, игнорировали это требование. Они не работали, не служили. Люди просто не отъезжали дальше основного войска, чем на полверсты.

Полверсты! Да это же ничто!

Якоб, подавив накативший приступ ярости, вновь впал в раздумья.

Днем к нему привели одного знакомца. Голландца. Он был более разумен и опытен, чем несчастный рязанец. Пробрался мимо дозоров, обошел их и выдал себя за одного из наемников самого Делагарди, когда у русских возникли вопросы. Естественно, всех его людей никто из них в лицо не знал. Поэтому пропустили.

Парень передал Делагарди интереснейшее письмо.

Они выпили хорошего вина, поговорили. Якоб прочел написанное.

Этот Игорь Васильевич не убеждал Понтуса перейти на его сторону, а просто делился своим видением ситуации. Он писал на французском о том, что на самом деле случилось со Скопиным-Шуйским. Писал о ситуации в его армии. Что он ждет Шуйского и