Онора недолюбливала Хойта. Она никогда не говорила Гленне об этом прямо, но девушка знавшая принцессу с детства, была в этом уверена. Благодаря свои талантам, лорд возвысился при дворе её отца и часто говорили, будто бы он взял то, что имел колдовством. На деле же, за Хойтом стоял небольшой, но стремительно богатеющий род. Залежи серебра на его землях делали его ценным союзником, но и несли угрозу: не сулят ли они лорду слишком много власти?

В неприязни принцессы к Хойту, как и в том, что именно его отправили распоряжаться приготовлениями к свадьбе, не было ничего неожиданного. Ко всему прочему, когда-то именно Хойта прочили в женихи подрастающей Оноре и тот, возгордившись, позволял себе в отношении принцессы много такого, за что иного били бы палками в назидание остальным.

Девушка заканчивала завтракать. От тёплого вина, разбавленного колодезной водой, её губы алели ещё ярче. Гленне полагалось прислуживать за столом госпожи, но отправила её с поручением, предпочтя есть в одиночестве. Служанке принцессы так же полагались остатки её трапезы в качестве пищи: угощений для госпожи всегда приносили больше, чем нужно и Онора никогда не оставаясь голодной. Да и хлеб, что ела будущая королева был не в пример лучше того, которым трапезничали слуги.

— Ешь быстрее, — велела Онора, уступая место служанке.

Гленна ничего не ела с утра, только и успела умыться наскоро. Ела она и впрямь быстро. Так было всегда, независимо от того, что приказывала принцесса.

Та же даже не смотрела в её сторону. Она что-то искала в шкатулке, где обычно хранила украшения. От Гленны не укрылось то, что вытащила она оттуда вовсе не заколку, а маленький, свёрнутый в трубочку кусочек пергамента.

«Неужели письмо?», — подумала она.

Кому, интересно, оно предназначалось? Девушка уже приготовилась к тому, что её отправят с новым поручением прежде, чем она допьёт остатки остывающего вина, но вместо этого Онора спрятала письмо за отворот рукава.

Гленна насторожилась. Кому её госпожа пишет, да так, что прячет письмо от чужих глаз? Может, правда, не письмо это вовсе, а оберег от сглаза: написаны на пергаменте отводящие дурные наветы знаки, закрыты с благословением ведающей женщины. Вот и носит Онора теперь его с собой. Видели старые боги и новый единый Бог: чужих взглядов принцессе опасаться стоило! Только как так вышло, что прежде Гленна не заметила вещицу госпожи?

— Поторопись, — сказала принцесса, накидывая на плечи бархатный плащ.

Тот закрывал изящную фигуру почти до самой земли, когда Гленне, вздумай она примерить господский наряд, едва прикрывал бы колени.

Служанка уже закончила. Наскоро промокнув губы тряпицей, она поспешила встать.

Онора выпорхнула их замка стремительно. Её шаг был уверенным и лёгким, всякий, кто встречался им на пути останавливался и низко кланялся госпоже.

Гленна легко поспевала за ней. Она давно приноровилась к шагу принцессы, хотя далеко не всякая девушка легко с этим справлялась. Они отправились по знакомой дороге: по мосту, минуя крепостной ров, по старому мосту, камни которого густо поросли мхом. Спустились ниже, в укромное место в его тени, где русло реки, питавшее крепость, искрилось чистой водой.

Тропа, петлявшая меж деревьев была укромной, и, в то же время, до замка было рукой подать. Вздумай кто-то из девушек закричать, чтобы позвать на помощь — их тут же услышали. Многие бы поспешили прийти на помощь Оноре и её служанке, чтобы получить награду.

Гленне не нравилось, что они совершают эти прогулки только вдвоём. Однако, принцесса была непреклонна. Она отвергла каждую девушку, которую присылал Хойт или сам Тибальд. Чаще прочего, она пеняла на незнание её родного языка. Мол, в свите ирландской принцессы не место тем, кто не досужился хотябы немного говорить на языке земель, что взрастили её.

Гленна понимала: совсем скоро найдётся знающая язык девушка. Тогда у Оноры не будет причин отказаться от её общества, а у Тибальда появится та, что расскажет о каждом шаге королевы.

Правда, ничего предосудительного девушка не вершила, по крайней мере, до сегодняшнего дня.

Она заметила его слишком поздно. Юноша явно поджидал их у высохшего тисового дерева, которое запомнилось Гленне сразу же, как она впервые увидела его. Её сердце забилось чаще. Не только потому, что прежде на этой тропе они не встречали никого, кроме птиц и лягушек. В незнакомце, она узнала того, кому лыбнулась в ответ во время пира несколько дней назад.

Его глаза лучились озорством, красота правильных черт лица была дурманящей. Он вновь улыбался, отчего на его щеке появилась ямочка.

Он взглянул на неё мельком и сердце девушки забилось чаще, когда в глазах красавца-англичанина промелькнула узнавание. Только её он не удостоил даже едва заметным кивком.

Перегородив им дорогу, он склонился в изящном поклоне, достойным многомудрого филида. Только не это заставило Онору замереть в неверии, а то, что он заговорил на их родном языке.

— Приветствую прекрасную ирландскую госпожу, дозволит ли она, фея лунного света, говорить с ней покорному рабу?

Высокопарная речь журчала словами родного говора, хоть и спотыкалась время от времени, выдавая то, что она была чужой говорившему.

Онору это позабавило. Она улыбнулась, а в позе её проявилась привычная высокомерность и заинтересованность.

— Коль и впредь будешь говорить стихами и звать меня феей — дозволю, — ответила она.

Игривые нотки в её голосе не укрылось ни от собеседника, ни от служанки. Внезапно Гленну обожгли чувства ей не свойственные, очень женские и очень нехорошие.

— Госпожа, разве должно нам быть наедине с молодым мужчиной? — спросила она вполголоса.

Это не было дерзостью, подобное замечание было одной из её обязанностей. Ведь при Оноре не было взрослой женщины, что сопровождала бы благородную девицу всюду, оберегая её от опрометчивых поступков.

— Ты как всегда невыносимо праведная, Гленна, — ответила ей Онора и рассмеялась.

Звонкий смех госпожи вовсе не задел Гленну. Наигранный и будто бы неживой, он был ей привычен, как