Койки располагались не так, как в привычных мне вагонах — перпендикулярно контейнеру, а повдоль. Да, из-за такого расположения людей внутри разместить можно было меньше, зато пространства внутри стало больше. В спешке люди не будут мешать друг другу. У каждого шкафа, а он был не один — по одному «пеналу» между ярусами, были крепления под личное оружие. В торце контейнера стоял бак с водой и столик с зеркалом для умывания. Получилась микро-казарма на двенадцать человек. Пехотное отделение с сержантом вполне входит, и жить в них можно долго. На что и был расчет. И это я не упоминаю о возможности освещения — если подключить такой контейнер к общей сети. Хотя и тут были недовольные — в основном из числа старших командиров, которые морщились, что в таких вагонах много человек не увезешь.
— По вашему, людей нужно пихать, как селедок в бочку? — спрашивал я.
— Для перемещения личного состава и «теплушек» достаточно, — был мне ответ. — Меньшим количеством вагонов больше людей увезем. Меньше топлива потратится на перевоз. А тут что?
— Эти контейнеры были созданы как временное место проживания личного состава до момента постройки постоянных казарм, — замечал я в ответ. — И подумайте вот о чем: а если в такой вагон бомба попадет? В теплушке погибнут десятки, а тут? Гораздо меньше. Что более приоритетная цель для врага? Такой контейнер или теплушка?
— Вам виднее, товарищ представитель, — следовал ответ.
Но мнения своего командиры не меняли, это я видел по их глазам.
По прибытию бойцов ждало еще одно «приключение» — размещение. Для бойцов «в контейнерах» проблем с этим не было. Надо лишь было дождаться крана и грузовика, которые снимут контейнер с платформы и отвезут на указанное место. А вот остальным приходилось искать жилье, либо делать «времянки». Но тут вскрылся и минус контейнеров.
— Замаскировать их тяжело, — говорил мне командир полка, ответственный за размещение пополнения. — Да и стенки у них тоненькие. Любая пуля прошивает. Надо или мешками с песком обкладывать, или яму рыть, куда такой ящик потом ставить. И то и другое время отнимает.
— А разве постройка времянок это время не отнимает? — спросил я.
— Отнимает, — согласился со мной майор. — Только вот в чем дело-то — времянку эту можно любого вида сделать и под рельеф замаскировать, а контейнер — он же стандартный. Его не поменяешь. Издали — очень узнаваемые у него очертания. И сколько людей внутри размещается, заранее известно. Посчитал количество «прямоугольников» — и вот тебе данные о нашем пополнении. Почти на блюдечке сами их врагу преподносим!
— То есть, контейнеры не нужны? — спросил я.
— Для оборудования медпункта или там бани, или кухни — большое подспорье, а для рядовых — излишек. Да и бьемся мы чаще за населенные пункты, где всегда дом найдется. А в чистом поле — то редкость, если местность уж шибко для обороны подходящая.
Все замечания я тщательно записывал в блокнот. Особенно по контейнерам — хоть это и было «задание сверху», но выполнял то его я! Зато с мнением командиров сами бойцы были не согласны.
— Уж лучше яму под него выкопать, или мешками обложить, зато не в земле спать! — говорил боец. — Да и койки тут попробуй, найди. Видели, из чего их делают? Доски — дефицит, матрасов нет, плащ-палатки используем. Чаще или земли накидаем, да поверх лапника — и то, если деревья рядом есть, а когда их нет? Или вырубать — ни-ни? Не слушайте вы командиров, товарищ представитель, это же не им на земле спать. Уж для них-то и кровать найдется, и если не матрас, так одежонка какая, чтобы помягче было.
— Командиры говорят, что чаще в селах да городах бои идут, — заметил я в ответ.
— Это сейчас, когда мы к этому, как его бишь… а, к Бреслау подошли! А до того германцы так вцепились в землю, что пока артиллерией да танками их не проутюжили, никак отступать не собирались! Вот тогда и приходилось чуть ли не в чистом поле ночевать. Поляки-то, как за границу выпнули нас, так на свою территорию и шагу ступить не дают!
Из этих разговоров я сделал вывод, что контейнеры хороши в двух случаях: либо при позиционной войне, когда реально выстраивается линия фронта, в том числе в чистом поле, либо для партизан, которые из них могут себе базы оборудовать.
В управление войсками по совету отца я не лез. И сам понимал, что ничего в этом не смыслю, и пока не сложилось у меня в голове картинки, как вообще ведется бой. Вот и слушал я больше, когда проводились совещания штаба, да записывал. И своим присутствием изрядно нервировал штабных командиров. Это было видно по их косым взглядам в мою сторону, да раздраженной мимике на лицах. Но те молчали. Пока сам не подойду, да не спрошу что-либо, фиг кто из них разговор затеять решался.
Из того, что я увидел, меня поразило, хотя и было логично, что активная фаза боестолкновения не длится ежесекундно. Из фильмов о войне, что я помнил из прошлой жизни, создавалось впечатление, словно солдаты сидят в окопах и каждую минуту перестреливаются друг с другом. Но это абсолютно не соответствовало действительности.
Когда мы прибыли, бои не шли. И длилось затишье целых три дня. Наши войска получали и перераспределяли пополнение, выслушивали новые задачи, занимались переброской подразделений с места на место. Противник занимался примерно тем же самым. Вопрос был — кто закончит первым и приступит к выполнению своего плана. Наши, видимо перед лицом высокого начальства в виде Буденного, завершили первыми.
Началось все с утренней работы артиллерии. Я проснулся от гулкого «БУХ» и заполошно закрутил головой. В темпе оделся и выскочил на улицу. Тут сидел рядовой, приставленный ко мне для сопровождения, и смолил папиросу.
— Проснулись, товарищ представитель? — спросил он с ехидцей в голосе.
— Да. Это что за звуки?
— Полковушки работают, — с ленцой ответил Егор Кузьмич.
Лет под сорок, прошел обе войны, но в командиры никогда не рвался. Зато службу знал и не тушевался перед офицерами. Но и в фамильярство не ударялся, почему его часто и приставляли к разного рода проверяющим. Ко мне он в первые дни присматривался и отвечал по уставу, а когда понял, что мне это не нужно, уже стал позволять себе и
