Кабинет Ершова. Наш очередной серьёзный разговор. Полутьма, пахнущая табаком и старой бумагой. Я сижу напротив него, а его холодный, аналитический взгляд изучает меня. А на стене висит фотография. Молодой Ершов, ещё без привычной маски безразличия на лице, и рядом с ним другой мужчина.

Они стоят плечом к плечу, оба в форме, оба улыбаются открыто, по-дружески. Тогда я лишь мельком взглянул на неё, не придав значения. Но теперь, в тишине казармы, черты того второго человека с фотографии с пугающей точностью наложились на внешность незнакомца, с которым беседовал Ершов.

Да, годы были к нему не милосердны, он сильно изменился, постарел, осунулся, но это был он. Тот самый человек, с которым молодой Ершов когда-то был, без сомнения, близок.

И тут же, будто эхо из прошлого, всплыли слова капитана, сказанные тогда с горькой интонацией: «Бывают люди, Сергей. Сначала плечом к плечу стоят, а потом… потом оказывается, что принципы у них разные. Или совесть. Или её отсутствие. Предательство… оно редко приходит от явного врага. Его обычно преподносят те, от кого не ждёшь. Самые близкие».

Вот оно. Вот откуда мне знакомо лицо этого человека. Видимо, Ершов когда-то считал его другом, но потом, судя по всему, что-то произошло и их пути разошлись. И это что-то было настолько сильным, что даже спустя годы одна только встреча с ним заставила железного капитана выйти из себя.

— Любопытно, — тихо пробормотал я себе под нос, уставившись в тёмный потолок казармы.

Мои мысли продолжили свой бег. Почему он здесь? Сейчас? В Каче? В день принятия нами присяги? Неужели это просто случайное совпадение? В это верилось с трудом. Мир КГБ, частью которого был Ершов, не терпел случайностей. Всё в нём было просчитано, выверено и имело свою цель.

Я ещё раз проанализировал реакцию Ершова. Это было не просто раздражение от встречи с неприятным человеком из прошлого. Нет. В его глазах я прочитал настороженность и тревогу. Как будто появление этого человека сулило какие-то конкретные проблемы. Личные обиды, даже самые старые, не в характере Ершова.

Значит, дело не только в прошлом. Значит, этот визит связан с текущими интересами Ершова. А его интересы сейчас… Его интересы сейчас — это в том числе и я. Моё дело, мои успехи, моё странное «везение» и мои знания, которые я так старательно скрываю. Неужели этот человек как-то связан с тем, что происходит вокруг меня? С Грачёвым? С историей моего отца? Или с чем-то ещё более масштабным?

Мысли вихрем проносились в голове, выстраиваясь в самые разные комбинации. Я понимал, что строю догадки на зыбком песке, но внутреннее чутьё, обострённое опытом двух жизней, подсказывало: появление этого человека — не случайность. Это звено какой-то цепи, контуры которой я пока не видел.

Ершов явно не хотел его здесь видеть. А значит, этот визит был для него нежелательным сюрпризом. Значит, у этого человека есть свои причины быть здесь, и эти причины явно противоречат планам капитана.

— Очень любопытно, — снова прошептал я.

Сон медленно, но верно захватывал моё сознание. Последняя мысль, промелькнувшая перед тем, как я провалился в тёмную, бездонную пучину сна, была о том, что теперь мне нужно быть вдвойне внимательным. Любая мелочь, любая случайная деталь может оказаться важной. Нужно попытаться выяснить, кем является незнакомец, чего хочет и почему его появление так взволновало Ершова.

Глава 21

Атмосфера в аудитории, где мы обычно собирались для занятий в нашем «кружке зубрил», сегодня была особенно тёплой и по-домашнему уютной. За окном медленно сгущались ранние зимние сумерки, а в комнате царил самый настоящий хаос подготовки к предстоящим новогодним праздникам.

Мы все — и наш второй курс, и некоторые примкнувшие к нам первогодки, с которыми мы крепко сдружились после присяги, — занимались общим делом — готовились к Новому году. В аудитории пахло бумажным клеем, красками и едва уловимым ароматом хвои от принесённых кем-то еловых веточек. Всё это лишь подстёгивало предпраздничное настроение.

Я сидел за столом, вырезал снежинки и наблюдал за товарищами. Толя Казаков из наших и Азиз Алимов из первокурсников оказались самыми талантливыми художниками, им и поручили рисовать шутливые плакаты к Новому году. Они сейчас сосредоточенно выводили что-то на больших листах, изображая будни курсантов. Несколько парней, у кого рука была потвёрже, помогали им с фоном и контурами. Толя, закусивший кончик карандаша, поднял на меня вопросительный взгляд и спросил:

— Серёга, а что написать-то? «С Новым годом» как-то просто… Хочется чего-то этакого, — он пощёлкал пальцами, подыскивая нужные слова.

Я глянул на почти готовый рисунок: весёлый Дед Мороз в лётном шлеме, мчащийся на истребителе вместо оленей, и усмехнулся.

— Напиши «Приказано выжить». По классике.

Толя кивнул с полным пониманием и принялся старательно выводить знакомые каждому военному слова. Азиз хмыкнул, не отрываясь от раскрашивания самолёта.

— Для первого курса эта надпись ещё более актуальна, — с притворной грустью в голосе заметил он.

Раздался звонкий хохот Андрея Кольцова, который как раз вырезал из фольги сложную звёздочку.

— Да вы, первогодки, вообще вооружённый детский сад! — поддел он их.

Алимов молниеносно развернулся и метнул в Андрея комок мятой бумаги, скатанный в тугой снежок. Кольцов со счастливым воплем увернулся, и «снаряд» влетел в стену. В аудитории на секунду воцарилась весёлая неразбериха, кто-то начал подбирать бумагу для ответного залпа, но все быстро успокоились, возвращаясь к работе.

Я тоже не отставал и старательно вырезал очередную снежинку из бумаги. Короткую паузу нарушил Зотов. Он закончил склеивать гирлянду из цветной бумаги, с блаженным вздохом откинулся на спинку стула и мечтательно закатил глаза.

— Эх, вот бы танцы с девчонками устроить… Настоящие, с живой музыкой и бокальчиком игристого, — произнёс он это с такой тоской в голосе, что все сразу же заулыбались. Об этом мечтал не только Зотов, поэтому его слова нашли отклик в душе каждого из присутствующих.

Я шутливо толкнул его плечом.

— А как же твоя официанточка из пельменной? Ты же про неё целую неделю после знакомства рассказывал, как о любви всей жизни.

Зотов патетически вздохнул, изображая глубокую драму.

— Не сложилось. Не судьба. Наши дорожки разошлись. Она — к пельменям, а я — к звёздам. — Он махнул рукой в сторону плаката, где было нарисовано звёздное небо.

Я смотрел