— Работаю в Центральной клинической больнице, — тем временем буднично рассказывала Наталья. — Медсестрой в отделении кардиологии, но часто бываю и в других лечебных корпусах.

Я посмотрел куда-то поверх её головы, мысленно благодаря вселенную, судьбу или просто невероятное стечение обстоятельств. Такого подарка я никак не мог ожидать. Это было даже слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Вот это да, — произнёс я, обдумывая дальнейший диалог. — Серьёзное место. Уверен, вы добьётесь высот в развитии карьеры.

Она смущённо улыбнулась.

— Стараюсь.

Я сделал паузу, как бы раздумывая, а затем осторожно, будто между делом, начал подводить разговор к нужной теме.

— Знаете, Наталья Михайловна, это удивительное совпадение, — начал я. У моего отца есть друг, коллега. Очень уважаемый человек. В январе ему предстоит плановая операция как раз, наверное, в вашей больнице. Мы всё очень за него переживаем, операция вроде бы пустяковая, но всё же… Возраст, нагрузки. Хотелось бы быть уверенным, что всё пройдёт на самом высоком уровне.

Наталья слушала внимательно, её лицо стало сосредоточенным, профессиональным.

— Конечно, понимаю. Как его фамилия? Если он будет у нас, я смогу узнать, посмотреть его карту, поговорить с хирургами. У меня есть подруга в хирургическом отделении, она много кого знает.

Я сделал паузу, будто вспоминая. Даже подбородок потёр для пущего эффекта.

— Королёв. Сергей Павлович Королёв, — наконец выдал я.

— Королёв… — протянула Наталья, запоминая. — Хорошо.

Потом она полезла в свою небольшую сумочку, достала аккуратную записную книжку в чёрном переплёте и карандашик.

— Лучше запишу, а то забуду в этой суматохе.

Пока она выводила аккуратные буквы, я изобразил лёгкую задумчивость, будто пытался ещё что-то вспомнить.

— Кажется, у него ещё… с челюстью какие-то старые проблемы, — сказал я, намеренно внося в голос нотку неуверенности. — Что-то такое отец рассказывал давно, может, я путаю. То ли перелом был, то ли вывих. Точнее не скажу сейчас, давно дело было. Не уверен, что это важно, но на всякий случай…

Врать, конечно, нехорошо, но иного пути у меня не было. Нужно было дать намёк на особенность Королёва, которая заставит медиков проявить повышенное внимание.

Наталья без лишних вопросов записала и это. Она убрала книжку в сумочку и посмотрела на меня.

— Не волнуйтесь, Сергей. Я обязательно проконтролирую, чтобы всё прошло как положено, — мягко улыбнулась она и дотронулась до моего плеча, как бы успокаивая и ободряя одновременно. — Сергею Павловичу очень повезло с такими друзьями, которые так о нём заботятся. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы операция прошла успешно.

— Спасибо вам, Наталья Михайловна, — я улыбнулся ей самой тёплой улыбкой, на какую был способен. В этот момент моя благодарность не знала границ.

Она взглянула куда-то за мою спину, и по её лицу пробежала мимолётная тень сожаления.

— Мне пора, Сергей, — сказала она и кивнула мне за спину. — А вас ждут родители. Не буду отнимать у вас драгоценное время. Очень рада была вас увидеть.

Наталья улыбнулась, а потом, после недолгой паузы, снова полезла в сумочку. Достав записную книжку, она торопливо исписала уголок листа, аккуратно оторвала его и протянула мне:

— Вот мой адрес и телефон в Москве. Если будете в столице или просто захочется написать… буду рада.

Я взял листок, пробежался по строкам.

— Спасибо. Обязательно напишу и навещу при первой же возможности.

Она ещё раз коротко улыбнулась, кивнула и, развернувшись, быстро затерялась в толпе, направляясь к выходу. Я проводил её взглядом, а спустя несколько секунд ко мне подошли родители.

Мать приблизилась первой. Она посмотрела на дверь, за которой скрылась Наталья, а затем перевела на меня строгий, вопросительный взгляд.

— Серёжа, а кто это? — в её голосе звучала лёгкая, материнская ревность и беспокойство. Она всей душой уже прикипела к Кате и явно видела в любой другой девушке потенциальную угрозу нашему будущему семейному благополучию.

Я с трудом сдержал улыбку. Взяв её тёплые руки в свои, я сказал мягко, но убедительно:

— Мама, это Наталья Михайловна. Она раньше здесь, в санчасти училища, работала. Очень выручила, когда моего товарища лечили. Сейчас перевелась в Москву, в большую больницу. Приехала в Волгоград по делам и зашла на праздник, коллег повидать, нас поздравить.

Мать выслушала, немного смягчившись, но в её глазах всё ещё читалось недоверие. Она ещё раз бросила взгляд на дверь.

— Ну, раз так… Наверное, хороший она работник, раз так о бывших подопечных заботится, — заключила она, наконец, смилостивившись.

Отец, стоявший чуть поодаль, услышав это, многозначительно хмыкнул и отвернулся, чтобы скрыть дрогнувшие уголки губ. Он-то понимал всё гораздо лучше.

Вечер в клубе постепенно подходил к концу. Шум голосов стихал, семьи прощались с курсантами, матери на прощанье обнимали своих сыновей, отцы пожимали руки, напутствуя наставлениями, которые те и так слышали уже не раз.

Мы с родителями тоже медленно двинулись к выходу. Мать снова принялась украдкой смахивать слёзы, а отец шёл молча, положив руку мне на плечо. Этот молчаливый жест говорил больше любых слов.

У самого выхода они окончательно остановились.

— Ну, всё, сынок, — мать снова обняла меня крепко-крепко, словно боялась отпускать. — Береги себя. И пиши чаще.

— Обязательно, мама, — пообещал я, размыкая объятия.

Отец пожал мне руку.

— Мы верим в тебя. И гордимся тобой.

Сказав это, он приобнял мать, и они пошли к выходу. Я проводил их взглядом, пока они не скрылись в вечерних сумерках, и затем вместе с другими курсантами построился для возвращения в расположение. Вечерняя поверка прошла чётко и без заминок. Настроение у всех было приподнятое, торжественное, но уже чувствовалась усталость после долгого насыщенного дня.

В казарме царило необычное для этого времени оживление. Ребята не сразу разбрелись по койкам, а небольшими группами делились впечатлениями, пересказывали особенно запомнившиеся моменты праздника.

Я механически совершил все вечерние ритуалы: умылся, привёл в порядок обмундирование на завтра, аккуратно сложил его на табуретке.

Действа привычные, почти медитативные, позволявшие упорядочить мысли. Перед глазами снова и снова всплывало лицо загадочного незнакомца, чьё появление так явно вывело из равновесия всегда невозмутимого Ершова.

Лёжа в койке, я ещё раз мысленно прокрутил его образ: невысокий, худощавый, с залысинами, в добротном, но неброском костюме. Лицо… Нет, я всё ещё не мог вспомнить, где видел его. Это