— Рота, становись! Равняйсь! Смирно! — разнеслась по плацу команда командира роты, и мы замерли, вытянувшись в струнку.

Затем он вышел из строя, строевым шагом прошёл по плацу к начальнику училища и доложил:

— Товарищ генерал-майор, рота курсантов-лётчиков третьего батальона в составе сорока восьми человек для принятия воинской присяги построена. Командир второй роты третьего батальона капитан Ермаков.

— Встать в строй, — негромко скомандовал генерал нашему ротному.

Командир роты чётким строевым шагом вернулся в строй, заняв своё место слева от нашего строя.

Генерал обошёл строй, его суровый взгляд прошёлся по нашим лицам, по безукоризненно отглаженной форме, по начищенным до ослепительного блеска сапогам.

— Товарищи курсанты! — начал он, сделав шаг вперёд. — Сегодня один из самых важных дней в вашей жизни. Сегодня вы дадите торжественную клятву на верность Родине, народу и советскому правительству. Это высокая честь и величайшая ответственность. Помните: звание воина Вооружённых Сил СССР ко многому обязывает!

Пока Виктор Иванович говорил о долге, о чести мундира и традициях училища, на меня нахлынули другие воспоминания. Я уже стоял так когда-то, в своей прошлой жизни, в иной форме, под иным небом. Тогда это тоже было серьёзно и торжественно, но как-то по-другому. Более обыденно, что ли. Я был молод, и некоторые слова оставались только словами, даже несмотря на моё серьёзное отношение к ним. Только спустя время пришло понимание, что тогда мы вверяли свои жизни в руки государства.

А сейчас… Сейчас каждое слово генерала отзывалось внутри глухим, мощным стуком сердца. Я чувствовал не просто ответственность. Я чувствовал сопричастность. Сопричастность к чему-то огромному, великому, что было гораздо больше меня самого. К истории, которая творилась на моих глазах, и в которой я, благодаря своим знаниям, могу сыграть очень ключевую роль.

Наконец, началась самая важная часть. На короткий миг мне показалось, что мир вокруг замер.

— К принятию Военной присяги приступить! — скомандовал Ермаков.

Начался вызов к присяге. По одному курсанты выходили из строя. Раздавалась команда, звучала фамилия, и названный парень, чётко печатая шаг, направлялся к небольшому столу, на котором лежала папка с текстом клятвы, чтобы присягнуть государству. Голоса у всех были разные: звонкие и юные, срывающиеся от волнения или низкие, чтобы казаться взрослее. Но у каждого из них глаза горели неукротимым огнём.

Они пока не до конца осознали, что сегодня они обрели вторую семью. Братьев. Ведь узы воинского братства ничуть не слабее, чем родственные. Именно эти люди в тёмный час подставят плечо, а, возможно, и жизнь спасут. Но ничего, поймут.

Вскоре прозвучала и моя фамилия:

— Курсант Громов! Для принятия присяги, ко мне!

Я сделал резкий, отработанный шаг вперёд, отбил строевой шаг до трибуны, остановился перед ротным и, отдав честь, чётко отрапортовал:

— Товарищ капитан! Курсант Громов Сергей для принятия Военной присяги прибыл!

Ермаков ответил на приветствие и протянул мне красную папку. Я взял её, развернулся лицом к строю и открыл папку, но в текст даже не стал заглядывать. Эти слова я знал наизусть. Сделав глубокий вдох, я начал говорить чётко, уверенно, громко:

— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином…

С каждым произнесённым словом внутри меня усиливалось осознание того, что на этот раз присяга стала для меня не просто формальностью. Теперь это была именно клятва. Клятва, которую я давал осознанно, понимая её цену и вес. Я клялся защищать, и я знал, что сейчас моя главная задача — уберечь тех, кто ведёт нас к звёздам.

— … до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей советской Родине и советскому правительству…

Теперь я часть этого времени, часть истории, на которую я могу повлиять. Прошлое осталось в прошлом, а мне нужно приложить максимум своих знаний и умений здесь и сейчас, чтобы помочь моей стране вырваться за пределы своей колыбели. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы эта попытка увенчалась успехом.

— … я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей жизни для достижения полной победы над врагом.

Произнося последние слова, я посмотрел поверх папки на выстроившиеся шеренги курсантов, на суровые лица офицеров, на гостей. Я клялся. Осознанно. С багажом знаний, длиною в целую жизнь. И я не собираюсь отступать.

Я закончил говорить, захлопнул папку и вернул её ротному. Тот, глядя мне прямо в глаза, с лёгкой, едва заметной улыбкой кивнул и отдал честь. Я чётко ответил на приветствие:

— Служу Советскому Союзу!

Затем мы пожали друг другу руки и я, развернувшись, строевым шагом вернулся в строй. Церемония продолжилась.

Пока остальные принимали присягу, я позволил себе расслабиться и осмотреть гостей, столпившихся на почтительном расстоянии. Родственники, девушки, жёны и обычные жители Волгограда… Людей было очень много, всем хотелось посмотреть на торжественное мероприятие, которое проводили на Мамаевом кургане.

Отыскать родные лица было делом непростым. Но я справился. Отец стоял немного в стороне в первом ряду. Выпрямившись, он смотрел прямо на меня, и на его обычно строгом и усталом лице я увидел нескрываемую гордость. Он не улыбался, но его подбородок был гордо поднят, а взгляд сиял.

Рядом с ним стояла мать и украдкой вытирала платочком уголки глаз. Я улыбнулся про себя. Матери… они всегда такие. Готовы быть сильными и стойкими каждый день, но в такие моменты, как сейчас, они зачастую не могут скрыть слёзы любви, гордости и, конечно, того материнского страха, который никогда до конца не отпустит их.

Кати среди гостей не было, но я об этом знал заранее. Она писала, что её не отпустили с учёбы.

Мой взгляд заскользил дальше по рядам гостей, пока не задержался на знакомом лице. Ну, конечно, куда же без тебя? Я ухмыльнулся про себя. Недалеко от моих родителей стоял Ершов и зорко следил за ходом действий. Как и всегда, по его лицу было сложно прочитать, о чём он думает в настоящий момент.

Я уже было перевёл взгляд, как он снова вернулся к Ершову. А точнее, к молодой миловидной блондинке в элегантном светлом пальто и шляпке, которая стояла позади капитана. Она тоже внимательно смотрела на происходящее, и что-то в её профиле показалось мне до боли знакомым.

Я всмотрелся внимательнее. Строгие, но мягкие черты лица, светлые