— Гитлер капут, чувак!

Он успел чуть отдёрнуть голову, так что первый удар прошёл вскользь. Но за первым тут же последовал второй. На этот раз кулак впечатался в челюсть точно и смачно, лысый отлетел на стену и там же под ней молчаливо и устроился. Да, боевые навыки у майора Смирнова оказались что надо. Однако расположение лысого под стеной мне не подходило, я перетащил его к двери и засунул в нишу, усадив на кафель под раковиной.

Дальше я переместился к окну и прижался к стене.

Скоро снаружи заскрипел снег. Шаги стихли, а через паузу напарник отдыхающего лысого сунул свою лохматую голову в окно. Этого я и ждал.

— Чего смотришь? Заходи!

Будь на месте лохматого его напарник, тому, может, и удалось бы избежать беды. Чтобы затащить его внутрь, мне пришлось бы хватать за куртку, за толстый кожаный воротник — и кто знает, как бы оно повернулось. Но с обладателем изрядной шевелюры всё вышло быстро и ловко. Вот патлатая нацистская голова просовывается в оконный створ, а вот её хозяин уже с жалобным воплем мелькает внутрь и елозит ногами по полу. Затем он с моей помощью ударяется затылком о кафель. Не сильно, но и не слабо — как раз достаточно, чтобы расслабиться и затихнуть.

Я по-быстрому обыскал этих двоих. Это, конечно, были никакие не профессионалы — так, шпана. И в карманах у них не оказалось ничего интересного. Ну, почти. Сигареты, зажигалки, у лысого складной нож. Документов нет. Деньги: малая сумма в шведских кронах, а ещё вот оно: пять десятидолларовых купюр. Не эти ли зелёные банкноты ребята пытались здесь в меру своих способностей отработать? Нанять их могли для того, чтобы втянуть меня в неприятности в виде общения с полицией, в том или ином виде. И обеспечить мне возможное задержание, пусть и на время. А мне здесь, в Швеции, светиться совсем нежелательно.

Узнать бы, что за «доброжелатель» задумал это устроить. Но эти два обалдуя ничего полезного рассказать не смогут, даже если их хорошенько попросить. В лучшем случае выяснится, что подзаработать им предложил незнакомый человек в дорогом пальто. Вряд ли тот, кто это затеял, оставил им визитную карточку или подарил на память свою фотографию.

Как бы там ни было, провокация провалилась. Нужно поскорее ехать дальше. Но сначала…

Усатый мужичок, что любезно допустил меня в кафешный сортир, сейчас настороженно выглядывал из-за стойки, как хомяк из норы. Мне показалось, что увидев выходящим из коридора именно меня, дядька этот вздохнул с облегчением. Нацепив на лицо дружелюбное выражение, я задал ему неожиданный вопрос: есть ли у него в хозяйстве скотч? Не скотч в смысле шотландский виски, а тот скотч, который клейкая лента.

Мужичок вытаращил глаза, и я уже засомневался: неужели скотч в эти годы ещё не придумали? Да нет, какой-то ушлый американец изобрёл эту универсальную и полезную штуку ещё, наверное, до Второй мировой. А вот в Советском Союзе его, кажется, не было. По крайней мере, в своём детстве я ленту-скотч совсем не помню.

И очень зря, что не было в СССР скотча. Пусть даже и привозного, буржуйского. А если бы поднапряглись и смогли наладить производство своего, отечественного… Тогда, может, и страна не развалилась бы. Замотали, скрепили бы в проблемных местах. Эх…

Вот такая ерунда крутилась в голове, пока я трещал мотком скотча, что одолжил мне усатый мужичок, отыскал-таки в хомячьей своей норе. Я связывал незадачливых нацистов, позор шведского народа. Не просто связывал — прижал их друг к другу щеками и животами, так и примотал, не пожалев скотча. Очнутся, будет им сюрприз. Пусть полиция обнаружит их в таком вот позорном виде.

Мужичок стоял у двери, смотрел, одобрительно цокал языком. Фашистов он определённо не жаловал. Едва ли он был скрытым или явным коммунистом, у скандинавов с этим всё же туговато. Но чтобы не любить фашистов, достаточно быть просто нормальным человеком.

Тут я прервал своё занятие — из кафешного зала донеслись звуки. Там кто-то ходил. И по лицу мужичка стало понятно, что звуки эти его тоже озадачили. Мгновенно отложив связанную парочку в сторону, я быстро и бесшумно пошагал в зал.

У стойки оказался массивный тип в тёмном шерстяном свитере и армейских штанах. Перегнувшись, он делал с другой стоечной стороны какое-то мне невидимое действие. И что-то подсказывало, что тип этот принадлежал к той же фашиствующей компании. Может, профиль его головы, с низким лбом и чересчур выпирающей нижней челюстью. А может, прислонённая к стойке и изрисованная свастиками деревянная бейсбольная бита.

Интересно, откуда он взялся, неужели прятался на заднем сиденье опеля?

Тип в свитере выпрямился — и оказался ростом ещё больше, чем показалось мне вначале. В нём было метра два с лишним. Ничего себе, сорт «Гигантелла».

Но, что было важнее, возле уха у него белела цапнутая толстой ручищей телефонная трубка.

— Алло, полиция? — раздался голос гиганта.

Ага, значит, всё мной предполагалось верно.

Рванув вперёд, я оттолкнул здоровилу от стойки. Телефонный шнур натянулся, я поймал аппарат и нажал на рычажок. Отбой связи, не надо никого сюда вызывать.

Услышав в трубке короткие гудки, амбалистый парняга тут же попёр в атаку. Сначала он швырнул в меня трубкой. Потом в воздух взметнулось его деревянное орудие — бита. Противник шагнул вперёд, замахиваясь, и в кафе как будто потемнело. Я отступил между столиками.

Он не пугал, не махал впустую, а надвигался с намерением приложить меня наверняка. С такими габаритами он наверняка только так и привык прикладывать. По сосредоточенному выражению его глаз было понятно, что настроен он серьёзно. Он выбирал момент.

Мои руки сами собой поднялись и застыли на уровне груди. Я прислушался к своим ощущениям. Конечно, я пребывал на кураже после удачного отоваривания той сортирной парочки придурков. И в то же время сердце тревожно колотилось. Всё же не каждый день на меня нападают такие годзиллы, да ещё и с битами наперевес. Нет, когда-то я тоже занимался. Но как же давно это было. Так что сейчас я — да, чуток мандражировал. Однако где-то в глубине души ощущалась спокойная