ведь, с политикой этой, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. При царе едва на каторгу не угодила, а нынче — уважаемый человек, депутат!
— А еще есть Комитет временного правительства, — между тем, продолжал просвещать Андрюшка. — Там кадеты, октябристы, меньшевики, немного правых эсеры. Фармазоны все! Ну, эти… масоны, во.
— Наши, земские, все под Комитетом, — напомнила Аглая. — Чарушин да Ольга Яковлевна — большие люди теперь. При власти! И все бы хорошо, только денег нету. Что могут — дают, но… Сказано — самим крутиться!
— Еще жандармов всех разогнали, — Андрюшка пригладил волосы. — Вместо них какая-то народная милиция будет. А до нее — общественная полиция. Что такое — никто не знает. Однако, студенты с белыми повязками в городе ходят. Замечания пьяницам делают. Верно, они это и есть!
— Да-а… — вздохнула Аглая. — Как-то там Алексей Николаич? Даже подумать страшно… Жив ли хоть?
— Алексей Николаевич — человек умный, прорвется! — Иван Палыч покачал головой. — Еще и нас навестит, попомните мои слова… Так что за него не беспокойтесь! А лучше скажите-ка, как тут, в Зарном?
— Самый зажиточный — дядька его! — юная красотка Глафира кивнула на Андрюшку. — Трактир у него, лавка, лабазы…
— У кого продукты — тот нынче и царь! — поддержала подружку Аглая. — Мужики на войне… на землице работать почти что и некому! Потому кулаки и плОтят… Так что ныне и в батраках все ж лучше, чем в городе-то голодовать!
— А что? И так! — покивал Андрей. — Мужик счас при деньгах! На хлебушек цены растут! Компенсации за реквизированных лошадей выплачивают! Солдаткам всем — песни! Говорят, правда, скоро трактиры все закроют… Ну, да как-нибудь.
Смеркалось. За окном, во дворе, мелькнула вдруг чья-то быстрая тень. Показалось? Очень может быть.
Попив чаю, девушки и Андрюшка засобирались по домам. До темноты успеть надо было!
— А то керосин нынче дорог, — одеваясь, усмехнулся Андрей. — Так что — без фонарей. А в городе — электричество экономят! Так в газетах и пишут — воспрещается электрическое освещение реклам, вывесок и всего такого… а также наружное освещение театров, кинематографов, магазинов, ресторанов… Так что в городах — тьма египетская! Что вы смеетесь-то? Так ведь и пишут! Еще и в квартирах на свет — норма. Кто нарушает — тому триста рублев штрафа! Или три месяца тюрьмы. Вот так-то!
— Да, да, так и пишут… — уходя, подтвердила Аглая. — Иван Палыч, тут у меня в столе, газеты… Можете почитать!
— Обязательно!
Проводив всех, доктор посмотрел в окно. Все же, был кто-то во дворе или и впрямь — показалось? Верно, показалось — что там и брать-то? Разве что «Дукс»… «Дукс»! По нынешним-то смутным временам… А без транспорта-то на селе плохо! А вдруг? На всякий случай пойти, шугануть… Вдруг да мальчишки шакалят?
Снег во дворе Андрюшка почистил, так что никаких следов было не видно. Да и темнело уже.
Взяв керосиновый фонарь, доктор направился к сараю. Да вроде бы и здесь все хорошо. Дверь вот только неплотно прикрыта. Так это он мог и сам оставить. Вполне!
Подойдя к сараю, Иван Палыч все же заглянул внутрь. Поднял фонарь повыше. Ну, вот он — «Дукс»! На месте.
И тот час же что-то холодное уперлось врачу в правый висок!
Что это — ствол револьвера? Похоже, так оно и есть…
— Что вам нужно? — не теряя самообладания, поинтересовался доктор.
— Тихо, Иван Палыч… — голос злодея показался знакомым. — Из больницы все твои ушли?
— Ушли. Но…
— Постав фонарь и повернись… Ага… Ну, здравствуй, дорогой мой доктор!
— Господи… Гробовский! Алексей Николаич! Вот так номер… да-а…
Глава 3
— Алексей Николаич, чёрт тебя дери! Это ты? Ну и шуточки у тебя!
— Ну не мог не разыграть! — Улыбнулся тот, убирая оружие. — Тем более незаряженный револьвер — патронов нет. Рад встрече!
Обнялись.
— Что ты тут делаешь? — спросил Иван Павлович, разглядывая Гробовского. Выглядел тот несколько иначе с последней их встречи — пропал задорный блеск в глазах, на щеках худоба проступила, лицо осунулось.
И только увидев, что на шинели нет погон, Иван Павлович догадался.
— Из-за того, что полицию отменили приехал?
Гробовский грустно улыбнулся.
— Отменили, Ваня, отменили, — сказал он, качнув головой. — Третьего марта Временное правительство сказало: полиции конец, теперь народная милиция, с выборами. А где она? Да ты и сам, наверное, все знаешь? — Он махнул рукой. — В Петрограде двадцать седьмого четыре тысячи уголовников выпустили — амнистия! Представляешь? Эти гады по улицам шарят, грабят. В городах студенты дружины сколачивают, с белыми повязками пьяниц гоняют. Смех! А я, пристав бывший, теперь как тать в нощи. Где мне быть? Ни там, ни сям. Вот в Зарное подался, тут народ знакомый, Аглая. Да и ты вернулся. Уже веселей!
— А револьвер? Не забрали?
— Да я разве его отдам? — улыбнулся тот. — Это наградной. Патронов вот только… Ну ничего, раздобуду. Без оружия нынче нельзя — уголовники, анархисты, все с ножами да револьверами. Я тут Зарное стерегу, по старой дружбе. Слыхал, Анна Львовна твоя в Совете теперь заседает? От правых эсеров, депутат! Вон какие дела делаются! Да ладно все обо мне, как сам?
Иван Палыч коротко рассказал о своих приключениях на санитарном поезде.
— Вижу тоже не скучал! — улыбнулся Гробовский. — А тут то что будешь делать? Так же людей лечить? Так вроде Аглая теперь в больнице. Или ее обратно в санитарки?
— Про это никто ничего не сказал, — пожал плечами доктор. — Срочно пришла бумага, вызвали — а зачем? — не знаю.
— Это скоро узнается, — ответил Гробовский. — Если вызвали — значит понадобился. И дай бог для хорошего дела. А дела нынче творятся все больше плохие и темные.
* * *
Причину вызова в Зарное Иван Павлович узнал буквально на следующее утро. Полночи проговорив с Гробовским, — Анны Львовны все равно не было в селе, задержалась на собраниях, — доктор решил съездить к Чарушину — нужно было обозначить свое прибытие и разузнать что да как. В каком он вообще теперь качестве здесь?
«Дукс»… Сколько же не катался на нем? Как приятно вновь почувствовать его мощь! Мотоциклет заурчал, словно кот, давно