Земский докторъ. Том 4. Смутные дни
Глава 1
Домой…
Казалось бы, как просто вернуться, ведь есть постановление о демобилизации — что еще надо? Купи полные карманы гостинцев, садись в поезд, да езжай с легким сердцем назад…
Однако же, нет. Бюрократия имелась и тут. Причем неподатливая, проросшая корнями в самую суть государственной службы, как кряжистый старый дуб.
Добрые люди подсказали — чтобы покинуть санитарный поезд и отправиться в село, нужны документы: без официального разрешения в эти смутные времена доктор рискует оказаться под подозрением как дезертир.
Поэтому пришлось оббивать пороги.
Первым делом Иван Павлович направился в Управление военно-санитарного ведомства, располагавшееся в сером здании на Литейном проспекте. Там, среди заваленных бумагами столов и дымящих папиросами чиновников, ему нужно было получить справку об увольнении с поезда.
Дежурный офицер, устало щурясь через пенсне, потребовал его документы: удостоверение врача и приказ о призыве. Иван Павлович предъявил пожелтевший лист с печатью, постановление о демобилизации. После долгого оформления (дежурный окончил четыре класса и писал крайне медленно) офицер выдал заветную бумагу с подписью и печатью.
Следующий шаг был сложнее. Доктору нужно было зарегистрировать своё возвращение в земство. Для этого он отправился в Губернское земское собрание, находившееся в двух часах езды на извозчике. В зале собрания царил хаос: земские деятели спорили о реформах и обсуждали будущую судьбу Императора, а в углу дремал подвыпивший бородатый писарь.
Иван Павлович предъявил справку из военно-санитарного ведомства. И опять долгие расспросы и какие-то непонятные подозрительные взгляды, после которых ему нехотя выдали новое удостоверение земского врача и направление в Зарное.
— Только осторожнее там, доктор, — щурясь через пенсне, буркнул председатель. — Времена нынче смутные.
Оставалось последнее: получить подорожную в полицейском участке, чтобы беспрепятственно добраться до села. Как оказалось, без нее вообще лучше никуда не выезжать — могут и пристрелить, никто и разбираться не будет кто ты таков есть. Особенно если вид подозрительный.
А вид у Ивана Павловича и в самом деле был еще тот — обветренное в долгом холодном путешествии на санитарном поезде лицо, усталые глаза, обрамленные черными кругами — результат долгих бессонных ночных часов работы у операционного стола, худоба еще эта. Не доктор, а беглец с каторги.
В участке на Садовой улице доктор столкнулся с молодым приставом, который, кажется, больше интересовался свежими слухами о Временном правительстве, чем бумагами врача. Пересказ всех новостей, которые Иван Павлович сам услышал, когда оформлял прошлые бумаги, сделали своё дело — подорожная была выписана.
К вечеру, с пачкой документов в кармане шинели, Иван Павлович стоял на перроне Николаевского вокзала. Поезд, который должен был увезти его в Зарное, пыхтел паром. Отправка — через сорок минут. Ожидание было томительным. В воздухе крепко пахло углем и махоркой. Хотелось уже скорее залезть в вагон, приютиться где-нибудь в углу и вздремнуть. Но приходилось толкаться на промозглом ветру.
Председатель губернского земского собрания оказался прав — времена и в самом деле начались смутные. И чувствовалось это во всем.
Над перроном стоял гул из голосов, криков, смеха, перебранки, лая. Старик в крестьянской шапке кричал что-то про «господ в Петербурге, которым конец», женщина в чёрной накидке держала на руках ребёнка и молча смотрела в одну точку — беззвучно молилась. Солдаты — грязные, небритые, с шинелями нараспашку — курили, переговаривались нервно и коротко, кто-то спорил о том, что теперь «власть у Совета, не у генералов». Один вдруг засмеялся, заглядывая в окно вагона:
— Царь, говоришь, отрёкся! Вот тебе и батюшка-император… Теперь все — равны? Ха! Попробуй скажи это унтеру…
Молодой поручик с острыми скулами и воспалёнными глазами попытался приструнить разболтавшихся, но его голос потерялся в шуме:
— Тишина! Прекратить разговоры о политике!
— Командуй на фронте, а здесь у нас — народ! — рявкнул с другой стороны мордатый солдат, в рваном пальто, с красной ленточкой на груди. Рядом стоял мужик с табуретом — видно, с вокзальной лавки утащил — и держал его, как знамя, на вытянутой руке.
Толпились пассажиры — беженцы и городские — каждый со своими узлами, баулами, с лицами настороженными и измученными. Кто-то расспрашивал о власти, кто-то молча сокрушенно тряс головой, кто-то, навзрыд, пересказывал слухи из вчерашней газеты:
— Государь отрёкся! Михаил — тоже! Временное правительство!..
— И как теперь нам? Как?
Вопрос остался без ответа.
Над платформой, чуть в стороне, на бочке стоял краснолицый мужик в форменном кителе, что-то кричал в толпу, махая шапкой. Судя по сизому носу и заплетающемуся языку — изрядно выпивший.
— Братья! Кончено рабство! Не слушайте генералов! Солдаты — к народу! Власть — Советам!
— А кто нас кормить будет, оратор?.. Ты?
— Не умрем с голоду!
От этого шума раскалывалась голова и Иван Павлович даже отошел к краю платформы, чтобы хоть немного отстраниться от этого всего.
— Временное правительство берёт бразды правления: Свобода или хаос? Берем
«Петроградские ведомости»! — по перрону бегал парнишка лет двенадцати, торговал газетами. Голос его, звонкий, тонкий, только добавлял головной боли. — Земля и воля! Крестьяне требуют раздела помещичьих угодий! Солдаты и рабочие объединяются: Советы бросают вызов правительству.
Иван Павлович уже хотел вежливо отправить парня торговать в другом месте, как парень закричал:
— Царь отрёкся! Николай II покидает престол ради спасения России!
Доктор не сдержался, все же купил газету — стало любопытно. Когда такие исторические моменты протекают перед тобой оставаться в стороне невозможно. К тому же это помогло отогнать мальчишку — паренек, едва получив оплату, убег торговать в другую сторону перрона.
Иван Павлович открыл газету на нужно странице, пробежал взглядом по статье, рассказывающей об отречении Императора.
'2 марта 1917 года в Пскове произошло событие, которое потрясло Российскую империю: император Николай II подписал манифест об отречении от престола. В окружении генералов и представителей Государственной думы, под давлением революционных волнений в Петрограде, царь уступил трон, передав его своему брату, великому князю Михаилу Александровичу. Однако Михаил отказался принять корону, оставив страну без монарха впервые за триста лет династии Романовых. Улицы столицы бурлят: одни ликуют, видя в этом начале новой эры свободы, другие шепчутся о грядущем хаосе, предрекая распад империи.
Отречение стало кульминацией нарастающего недовольства: война, голод и забастовки подточили веру народа в самодержавие. Петроград охвачен стачками, солдаты присоединяются к рабочим, а гарнизоны отказываются подчиняться приказам. Временное правительство,
