После слов об убийстве Лапидуса всё вокруг застыло. Тишина повисла такая, как будто помещение опустело и из него выкачали весь воздух. Потом кто-то шевельнулся, другой охнул, третий что-то еле слышно забормотал.

— Лапидус помогал мне, — продолжал Гордиевский свои лживые речи. — Мы загнали Смирнова в угол. Но в какой-то момент ему удалось нас обмануть. Я понял это слишком поздно и спасти доктора не успел. Он умер у меня на руках…

Он бросил взгляд на Васю. Мрачный, с опущенной головой, Василий молчал. Как же они смогли заманить Лапидуса в ту квартиру? — подумал я. Хотя, какая теперь уже разница.

— Сейчас на месте преступления работает полиция, — зазвучала речь Гордиевского дальше. — Мои источники сообщают, что Смирнова видели возле дома и в подъезде. Скоро власти потребуют его выдачи — чтобы тут же передать англичанам. Нужно срочно переправлять его в Москву ещё и по этой причине.

Предатель своё выступление закончил. Он встал позади других, с руками в карманах. Люди переглянулись, кто-то сделал неуверенный шаг в мою сторону.

— А зачем он сюда вернулся? — послышался чей-то голос из толпы. — Да ещё в таком виде…

Я посмотрел на себя. И действительно, вид мой оставлял желать лучшего: руки в крови, костюм разорван. Лицо, скорее всего, тоже не в лучшем состоянии.

— Вот это интересный вопрос, — похвалил Гордиевский любознательного сотрудника. — А ну, проверьте-ка его шкаф.

Коллеги мои ненадолго замешкались. Потом Гудзь на правах обладателя пистолета подтолкнул одного из стоящих рядом с ним. Тот с опаской шагнул ко мне, неуверенно протянул руку:

— Ключи?

Пока я доставал их, Гудзь держал меня на прицеле, сжимая оружие короткими мохнатыми пальцами. Этот в случае чего не промахнётся, подумалось мне. Да и то — промахнуться с трёх метров надо ещё постараться. Но тело майора, я это ощущал, не собиралось ловить собой пули. В кого тогда попадёт стрелок, был вопрос открытый.

Я передал ключи. Двое сорвались с места и побежали за дверь. Гудзь и второй его безоружный помощник отступил в сторону, выпуская делегацию. Скоро те вернулись. Один держал в руках пачку английских денег, не очень толстую, но достаточно красноречивую.

— Вот…

Он положил деньги на стол, поспешно, как будто они обжигали ему пальцы.

Тут мне стало понятно, что дела мои плохи. Коллеги смотрели на меня, и взгляды их обдавали меня ледяным холодом. На столе пестрели банкноты с королевским портретом. Рядом лежала пачка фотографий, где я болтал с колумбийским гангстером. Тут же примостился диктофон со лжесвидетельствами этой скотины Леонардо…

Всё это были улики — осязаемые, материальные и умело сфабрикованные. Их можно было потрогать руками и приобщить к документам. У меня же кроме слов не было ничего.

Глаза Гордиевского свернули. Представление подходило к финалу. В конце этого шоу злодея должны были схватить и отправить в темницу. Тогда честные работники восславят своё бдительное и мудрое руководство и сплотятся вокруг него ещё сильнее.

Такая концовка этой сцены меня, понятное дело, не устраивала.

Из тех, кто был с пистолетом, ближе всех ко мне сейчас стоял Журавлёв. Я порадовался, что это был не Вася. Ближе всех ко мне оказался Журавлёв — и это значило, что Журавлёву не повезло.

Отчасти он и сам был в этом виноват. Он был нормальный мужик и, может, толковый разведчик. Только вот с оружием он обращался хуже колхозного сторожа. И свой пистолет он держал не снятым с предохранителя.

Со смиренным и обречённым видом я шагнул вперёд. Вытянул перед собой руки ладонями вверх:

— Будете надевать наручники или поведёте так?

Вопрос этот вызвал в рядах моих коллег небольшое замешательство. Они все запереглядывались, кто-то обернулся к Гордиевскому. Для меня этого было достаточно.

Гордиевский почуял опасность и что-то крикнул. Поздняк, всё уже завертелось.

За спиной у Журавлёва я очутился за доли секунды. Тот не хотел расставаться с пистолетом, пришлось слегка надавить ему на ключицу. Дальше я схватил пистолет, а Журавлёв и так был уже у меня в руках. Рванул своего неудачливого коллегу в сторону. Сжал горло, он захрипел. Всё-таки попытался сунуть мне локтем в солнечное сплетение. Я приложил его рукоятью по шее, чтобы он перестал дёргаться и делать всем хуже. Терпи, Журавлёв, скоро всё закончится.

Прикрываясь Журавлёвым ото всех сразу, я встал у стены. Люди застыли с перекошенными лицами. У кого-то из них тоже могло быть оружие. Например, у Гордиевского, но тот сразу спрятался за спины и не высовывался. Я решил рискнуть — исходить из того, что с пистолетами только Вася и Гудзь.

— Бросайте оружие! — заорал я дурным голосом.

Вася держал меня с Журавлёвым на прицеле и не двигался. Гудзь от моего крика вздрогнул. Пистолет он не бросил, а стал, наоборот, хмурить брови и как будто на что-то решаться. Журавлёва, судя по всему, ему было не жалко.

— Бросай, дубина! — Я навёл на Гудзя оружие, и предохранитель там был уже в нужном положении.

Он не бросал.

«Бах!!!» — Мне пришлось выстрелить.

Пуля оцарапала ему руку и навылет пробила двери. Только тогда пистолет упрямца стукнул о пол и отпрыгал под стенку. Гудзь схватился за предплечье и бешено завращал глазами.

Вася, сцепив зубы, глядел на меня поверх чёрного пистолетного дула. Когда я занимался Гудзём, мне пришлось на секунду раскрыться. В это время у Васи была возможность выстрелить. Я знал это. Он мог попасть мне в ногу, в бок. В шею или в голову. Вася был хороший стрелок. Он не служил в спецназе, но тоже, как говорят, повидал разное дерьмо. Вася был отличный стрелок — может, даже получше майора Смирнова.

Случилось то, на что я понадеялся — стрелять Вася не стал.

— В сторону! — гаркнул я сгрудившимся у двери Гудзю и остальным. — Убью!

Я бахнул в потолок, на голову посыпалась побелка. Люди шарахнулись от дверного проёма.

— Ещё дальше!

Когда проход стал открыт, я двинулся вдоль стены. Ступая боком и толкая рядом с собой беднягу Журавлёва, под пристальным Васиным взглядом