— Ну и что я-то могу? Что мы можем? Нас всего трое, а их — целый мир. Как быть?

— Ну не целый мир, тут ты загнул, — шмыгнул носом Шухер, выбрасывая окурок в щель окна. — А как быть? Не знаю. Ты же вон дело делаешь, так и делай дальше. Пока в своём городе, потом в соседнем, а там, глядишь, и область удастся под свое крыло взять… Не унывать, главное!

«Не унывать» — это хорошо. Только на самом деле унывать я и не собирался. Настроение было откровенно паршивое, тяжёлое, но не упадническое. Сделать хочется многое, тем более начало положено, а мозгов, как быстро и четко провернуть задуманное, не хватало. Сам по себе план прост: поставить на все ключевые посты города своих людей и вернуть предприятия, а вместе с ними и город, к жизни. Комбинат, хлебозавод, птицефабрика, несколько заводов, социальные объекты типа школ и садиков — это то, что на первом месте. Единственное «но» — не хватало людей. Если для пальбы и прочих силовых действий ещё кое-как набиралось, то толковых, а главное — верных, почти не было. Не поставишь же рулить хлебозаводом Гуся?

— Даже если и получится здесь, дальше-то что? Думаешь, не придут сюда? — не унимался я.

— Думаю я или нет, неважно, — отмахнулся Шухер. — Ты, главное, дело делай. А остальное само как-нибудь образуется. Сам же знаешь, сила в правде!

Да, знаю. В правде. Только знаю ещё и то, что правда разная бывает. У одних — одна, у других — другая, а у третьих — третья. Разные взгляды на одно и то же событие, на одну и ту же проблему. Так что высказывание о том, что сила в правде, неверное, точнее — неполное. Историю пишут победители, и на мой взгляд, оно должно выглядеть так: кто сильнее, тот и прав. Но говорить об этом Шухеру я не стал, он и сам всё прекрасно знает, а переливать из пустого в порожнее не хотелось.

Добравшись до базы, мы обнаружили там ожидаемое запустение. Пара парней на входе, развалившихся в старых, провалившихся креслах, выставленных на крыльце, подскочили, едва завидев сворачивающую к подъезду «девятку». В их глазах читалась смесь скуки и настороженности.

— Как тут? — спросил я, пытаясь вспомнить их имена — Витя? Слава? — но узнавание не приходило.

— Тихо, — пожимая плечами, ответил тот, что постарше, с тонким лицом и быстрыми глазами. — Кроме нас только Андрюха, он сейчас свет пытается починить, рубильник вырубило…

— Ясно. Он что, электрик?

— Ну так, соображает немного.

Я заглянул в темный проем. Света на самом деле не было. Вообще, отключения электричества были вещью нечастой, но случающейся, поэтому ничего странного в этом я поначалу не увидел. Даже паранойя, преследовавшая меня последнее время, отступила.

— Фонарик есть у кого?

Пацаны переглянулись.

— Есть, у Андрюхи, — ответил тот же самый.

— И что он говорит, починит? — так же заглянув в дверь, спросил Шухер, его крупная фигура заслонила скудный дневной свет.

— Вроде да. Постарается.

Идти в темноту не хотелось, тем более что кофе, который я рассчитывал сварить, варился на электрической плитке. Поэтому, дожидаясь результата, мы с Шухером расположились в любезно предоставленных нам креслах.

— Вы идите пока, Андрюхе помогите. Фонарь подержать, или отвёртку подать… — отправил пацанов Шухер, явно не желая чтобы они «грели уши».

Но говорить не хотелось. Солнце, бледное и холодное, уже висело на горизонте, небо потемнело, и ощутимо похолодало. Я подумал, что не появись Шухер с Лосевым, уже растопил бы буржуйку в гараже. Перед глазами даже явственно заплясали языки пламени, и почудилось, будто слышу уютный треск дров.

— Горит вроде что-то? — напрягся, привставая, Шухер и шумно потянул носом воздух.

Я тоже что-то почуял — едкий, сладковатый запах горящей пластмассы и дерева. И как только встал с кресла, из открытой двери подъезда повалил густой, черный, удушливый дым.

— Чёрт! Там же парни! Есть другой выход? — выкрикнул Шухер, отступая от задымленного дверного проема, его лицо исказилось от осознания происходящего.

К черному ходу, заваленному старыми шинами, мы добежали быстро, но единственное, что смогли увидеть, точнее услышать, — это визг покрышек скрывшегося за углом автомобиля. «Жигули», кажется, шестерка. Номеров не разглядеть.

Дверь была открыта, и из неё уже вовсю валил черный, ядовитый дым, полыхание огня было слышно даже снаружи.

— Давай-ка сваливать! Там бензин в бочках, выстрелы к РПГ, гранаты! Рванет — мало не покажется! — осознав насколько опасно находиться вблизи объятого пламенем помещения, выкрикнул я, уже хватая Шухера за рукав.

Зачем кому-то понадобилось поджигать наш «офис», вопрос не риторический, но не требующий сиюминутного ответа. Это я знал, что оружия здесь почти нет, кроме одного гранатомёта и нескольких десятков гранат. А тем, кто устроил поджог, это вряд ли известно. Поэтому и подожгли, надеясь лишить нас арсенала. Иначе, какой смысл? Да, кое-какие документы в сейфе, бумажки бухгалтерские. Ну и всё, больше ничего ценного. Только оружие.

— Развели нас как лохов… — тяжело плюхнувшись на сиденье, просипел Шухер, вытирая сажей запачканное лицо.

— Угу.

Я уже завел двигатель, резко дал по газам, и с визгом колес, стронул машину с места, увозя нас от этого костра.

— Знаешь их?

— Кого? Пацанов?

— Нет. Тех кто им приказал.

— Ты имена надеешься услышать?

— Ага. И паспортные данные, — буркнул он, оглядываясь на растущий за спиной столб дыма.

— Зря надеешься. Кто угодно мог, врагов я нажил столько, что можно полгода перебирать, а не найдешь. Они как грибы плодятся, что не сделаю — всё кому-то не нравится! Так что нет, не подозреваю. Но знаю, кто нам поможет.

— Кто?

— Менты.

— Ты что, в мусарню заявить хочешь? — схохмил Шухер, но смех его был сухим и безрадостным.

— Что-то около того… — ответил я, уже соображая в уме, где бы раздобыть исправный паяльник.

— Может, пожарных вызовем? — поинтересовался Шухер, когда мы уже отъезжали от горящего здания, в стеклах машины отражалось зарево, окрашивающее вечерние сумерки в зловещий багровый цвет.

Паяльника в итоге не нашлось, и, как выяснилось почти сразу, он бы и не пригодился — пленники сбежали. Весть застала нас прямо у проходной. Я стоял, впиваясь взглядом в Миху и Гуся, и едва сдерживал подкатывающий к горлу ком ярости, чтобы не заорать.

— Как? — выдавил я сквозь стиснутые зубы. Это был не вопрос, а требование объяснений, граничащее с прямой угрозой.

— Парней, что поставили сторожить, вырубили… Дверь выломали… — Миха виновато вздохнул, отводя глаза в сторону, где на стене висела облезлая, пожелтевшая от времени схема какого-то здания. Он