Пока руки были заняты, голова оставалась совершенно свободной. И я задумался — как так получается, что я постоянно что-то «придумываю», да пытаюсь внедрить в окружающий меня быт. По всему выходило, что мозг, привыкший к определенным вещам, усиленно желает вернуть их обратно, чтобы возобновилось прежнее состояние покоя. Словно и нет никакого попадания. Все же очутиться внезапно в чужом теле, времени и с совсем иным окружением — огромный стресс. И играл еще один фактор — отсутствие телефона и интернета. Даже не представлял, сколько времени «сжирают» эти две вещи.

— Ты что здесь делаешь? — когда тесто было почти готово, вдруг зашла на кухню мама.

— Торт, — откладывая с облегчением лопатку, ответил ей.

— Но почему сам? Вон, у тебя личная девка есть — поручил бы ей.

— Обязательно, но не сейчас. Самый первый торт хочу сам сделать.

Поджав неодобрительно губы, дальше спорить особенно при Марфе мама не стала. А я принялся искать, в какую форму бы залить первый будущий корж. Что-то упустил я этот момент, когда взялся за дело. В итоге пришлось импровизировать — взять медный поднос, да сделать ему «бортики» из разрезанных тетрадных листов. И уже в получившуюся форму заливать первый корж.

Пока тесто пеклось, я перешел к созданию крема. Для Марфы стало откровением, что если отделить желток от белка в сыром виде, а потом этот самый белок взбить с сахаром, получится белая сладкая воздушная масса. Раньше-то при таком разделении лишь желток использовался — для обмазки выпечки, чтобы придать той золотистую корочку.

Провозиться с тортом пришлось до самого ужина. В качестве начинки использовал клубнику и красную смородину. Это одни из немногих ягод, которые имелись у нас в саду и уже поспели. А коржи промазывал сметаной: корж, сверху тонкий слой сметаны, на него выкладывается клубника, затем кладется новый корж. Дальше снова сметана и уже слой смородины. И так до самого конца. Кремом обмазывал уже сверху, и даже получилось сделать «цветочки» из него. Скрутил один лист бумаги в воронку, налил в него крема, да через узкий конец выдавливал на торт, попутно делая круговые движения рукой. А по центру получившихся «цветков» положил по ягодке смородины. Получилось красиво. Еще и по краям торт клубникой обложил.

— Вот это красота! — восхищенно прижала руки к груди Марфа. — Ну и придумают же люди! И вот такое у вас в училище делали?

— По праздникам, — вновь использовал я легенду для своих знаний, укрепляя ее деталями.

Вообще мне повезло, что Роман учился в Петербурге. Столица как-никак, и там все передовое в первую очередь появляется. И находится далеко, быстро не проверишь. Вот мое вранье по таким мелочам легко и принимают на веру. Но мне же проще. Зато сегодня поем настоящий торт!

Когда все расселись за стол на ужин, Марфа как обычно быстро накрыла всем поесть, а затем торжественно внесла мой шедевр. Для нынешних времен — это не преувеличение. Впечатлены оказались все. А отец метнул в мою сторону острый взгляд, как бы спрашивая «это ты вспомнил?» В ответ я чуть прикрыл глаза и слегка наклонил голову. Он тут же довольно улыбнулся. Удалась его идея! Наверное, потом еще что-то придумает, чтобы мою память растормошить.

Торт всем понравился. Настолько, что было принято единогласное решение повторить его на праздник и сделать из него главное угощение для гостей. Спать я ложился хоть и уставшим, но довольным. К тому же следующий день подкинул нам новых дел и встречу с новыми людьми, которых мы не ждали.

Глава 19

9 — 10 июля 1859 года

Утром во время зарядки Пелагея встретила меня вновь в «моем фирменном» платье. Только на этот раз плавочки все же надела.

— Ты чего не в сарафане? — удивился я, делая попутно пресс.

Вырез в платье был гораздо больше, чем в сарафане, так что при подъемах корпуса, если загнуть в него, можно было даже рассмотреть крупные соски на груди девицы. Что тут же настроило меня на вполне определенный лад.

«Эх, ведь не удержусь однажды, — мысленно вздыхал я. — Искусительница, блин».

— Постирала я все сарафаны, — лукаво ответила тем временем Пелагея, которой понравилась моя реакция на ее тело.

Особенно бугорок на шортах, который стал для нее приятных зрелищем.

На крыльце в это время как обычно сидел Митрофан, да тихонько наигрывал на дудочке. При этом мужик масляными глазами смотрел на попу Пелагеи, как раз обращенной четко в его сторону. Но впервые на моей памяти ничего колкого в адрес девушки не отпускал. Или не хотел спугнуть и заставить девку сменить положение, или ему просто надоело — ведь реакции от Пелагии никакой, даже краснеть перестала.

Закончив с прессом, перешел на турник. А затем и на брусья, которые Корней успел поставить в мое отсутствие. Вот и еще один вид упражнений в моей тренировке появился!

А через десять минут и он сам ко мне подошел.

— Барин, койку для Пелагеи мужики срубили. Вы обещали за работу им заплатить, — напомнил он мне.

— Раз обещал, то заплачу. Сейчас, закончу, и сходим — передам тебе их плату. Сам потом отдашь. Сколько они хоть просят-то?

— Три рубля за доски Михею надо отдать, чтобы отчетность ваша по лесопилке у него сходилась. И рубль — плотнику за работу.

Я мысленно присвистнул. Целый рубль! Загнул однако плотник цену. Надо бы глянуть хоть, что у него вышло.

Сказано — сделано. Как только с тренировкой закончил, тут же пошел в комнату, где наши служанки отдыхают. Кровать-полку плотик и правда сделал. Поднял ее на высоту горла примерно, а сбоку на «ножке» прибил несколько перекладин-ступенек, чтобы подниматься на койку было проще. Теперь пол в комнате был свободен. Но вот на койке у Пелагеи все также лежала простая солома — никакого матраса и даже простынки не имелось. Не порядок! Ведь собирался ей ткань выделить на это дело. Да все на ее платье ушло, а затем и вовсе забыл. Надо исправляться. Да и сарафанов ей прикупить, а то текущих ей явно не хватает. Вот увидит ее мама с утра в «моем» платье, и тут же может и на девку наорать ни за что, и у самой мамы настроение с утра испортится.

Мысли эти промелькнули у меня в голове довольно быстро. В принципе работой плотника я был доволен. Сделал тот все качественно, не развалится полка, и острые углы скруглены, да