Гофолию, дочь Ахава, выдали замуж за царя Иудеи. Но Иезавель, царица-мать, почти не появлялась на людях, погруженная в скорбь. Несмотря на неурядицы последних месяцев, она по-настоящему любила Ахава. Меланхолия, которая накатила на нее с рождением первого ребенка и возвращалась с каждой следующей беременностью, снова овладела Иезавелью. Она затворилась в своих покоях и не вставала с ложа. Она посадила всех павлинов в клетки, чтобы они не кричали на лужайках, и вставала только для того, чтобы пересечь комнату и усесться за костяной решеткой, глядя на виноградник Навуфея. Ей всюду мерещились враги, в каждой тени она видела Авдия. Во сне царице являлись убитые жрецы.
Ее скорбь была столь же глубокой, как и моя, ведь я потеряла всё: храм, своих голубиц, надежду на возвращение Ашеры в сердце Израиля. Все, что оставалось на будущее, – Дамарь и юные жрицы под ее попечением.
Я отправилась в Сидон, решив вернуть оставшихся голубиц домой. Они помогут излечиться этому сломленному, безрадостному городу, изгонят паранойю и ужас, висящие над дворцом, словно вонь от дубильни. С их возвращением мы восстановим храм и возобновим ритуалы и праздники, что скрашивали жизнь этого некогда счастливого народа.
* * *
Я прибыла на закате, когда девы Сидона возвращались с водой от колодцев. Отец Иезавели умер зимой. Ее брат Ваалезор, новый царь, приветливо встретил меня. Он сказал, что тем же вечером я увижусь с Дамарью на приветственном пиру, и повел меня на крышу своего дворца.
Над лабиринтом узких переулков внизу сгущалась тьма. За лесом раскачивающихся мачт в порту солнце постепенно сменяло оттенки – розоватое, потом оранжевое, лиловое, пурпурное, – пока не скрылось в море.
– Как поживает моя сестра?
Ваалезор видел ее беспокойство на коронации племянника. Врать не имело смысла.
– Она… встревожена. Но собирается женить Охозию. Возвращение жриц вдохнет в Иезавель жизнь.
Он вежливо откашлялся.
– Как вам известно, я знаю о постыдных событиях на горе Кармил. Жрицы просили здесь об убежище. Я не могу позволить им вернуться в Израиль, если там им будет грозить опасность.
– Там теперь овершенно безопасно. Ахав погиб, пророк Яхве скрылся. Этим бедам пришел конец.
Царь глотнул вина из кубка. Он был поразительно привлекателен, как и его сестра: такие же полные губы, такое же нескрываемое презрение к глупости.
– У меня есть другое предложение. – Ваалезор посмотрел в сторону моря, где прекрасные розовые отсветы на небе напоминали о недавно зашедшем солнце, и указал пальцем: – Там, в Китионе.
– В Аласии?
– В моей колонии на этом острове. Я строю там новый храм. Место тихое, отдаленное и находится под нашей защитой. – Он склонил голову, словно принимая благодарность. – Там жрицы будут в полной безопасности от тех, кто не терпит других богов.
Я задумалась над его предложением. Как мне хотелось снова оказаться на Аласии! Это место всегда влекло меня. Но мне было невыносимо видеть Иезавель в печали. Ей нужна цель. Мои же слова преследовали меня: «Лампа должна светить там, где нужна».
Дамарь не стала высказывать собственное мнение, когда я спросила ее об этом тем же вечером. Поскольку мое ночное поручение избавило девушку от бойни на горе Кармил и спасло ей жизнь, она целиком положилась на мою дальновидность. В ее глазах я была земной посланницей Ашеры, и Дамарь собиралась беспрекословно следовать за мной, куда бы я ни пошла.
* * *
Как оказалось, вопрос решился без моего участия.
Я всего несколько дней провела в Сидоне, когда гонец вызвал меня во дворец. Из храма Элат, того самого, где восемнадцатью годами раньше мы встретились с Иезавелью, я спустилась по извилистой дороге в город. Я наслаждалась теплом утреннего солнца и запахом тимьяна, проросшего между булыжников. Где-то за крышами, всего в двух днях пути под парусом, за волнующимся морем лежала Аласия, к которой так влекло меня сердце. Но разум обращался к делам земным и к пыльной дороге в Самарию.
Во дворце я застала целую кучу пустых колесниц. Конюшни были переполнены разгоряченными лошадьми. Я поспешила в тронный зал и увидела личного телохранителя Иезавели, преклонившего колено перед Ваалезором. Грудь мне сковал леденящий ужас.
Царь отпустил самаритян и позвал меня пройти с ним в личные покои.
– В чем дело? – спросила я. – Что-то случилось с Иезавелью?
Ваалезор тяжело опустился на пурпурное ложе.
– Дело не в Иезавели.
– Тогда в чем?
– Царь Охозия мертв.
– Охозия? Ему еще и двадцати нет! Неужели война?
Ваалезор потер переносицу.
– Не было никакого нападения. Он упал с балкона своих верхних покоев.
– Упал?!
Это было невозможно. Окна царских покоев закрывались такой же резной костяной решеткой, что и в спальне Иезавели. Охозия не мог упасть, если решетка не была сломана.
Ваалезор пожал плечами.
– Теперь царем станет Иорам. Я поеду на коронацию. – Он разжал кулаки. – Вы вернетесь с моей свитой?
– Да.
– А жрицы?
Намеков мне больше не требовалось.
– Отошлите их в Китион.
Я снова рассталась с Дамарью. Посвятив ее в верховные жрицы нового храма, я наказала забрать базальтовый камень богини на этот безопасный мирный остров. На следующее утро мы отправились в путь.
На третий день перед нами возникли мощные стены Самарии. Меня ужасала мысль о том, что ждет нас за ними.
* * *
Итак, Иорам, младший сын Иезавели, был коронован царем Израиля. Паранойя царицы-матери расцвела буйным цветом. Она шептала мне, что Охозию вытолкнули. Призрак посаженного на кол Авдия неутомимо преследовал Иезавель повсюду, угрожая не упокоиться, пока не погибнут все члены ее семьи. За что его Бог так ненавидит ее, думала Иезавель, расхаживая по полутемным коридорам дворца. Почему она не может молиться своим богам? Последователи Яхве ценят подобную верность, но почему они презирают ее в других? Иезавель причитала, что даже Ашера оставила ее наедине с горем. Разве она не соблюдала обряды, разве не оказывала почтение Царице Небесной, когда другие отвернулись от Нее? За что такое наказание?
Я говорила ей, что причина всех бед не в богах, а в людях. Что Израиль и прежде терпел чужеземных цариц. Сам Соломон приносил жертвы Ашере. Это Ее голоса, Ее силы не захотели терпеть. Но Иезавель было не переубедить.
Снова началась война. Иорам сражался с арамитянами в Галааде, как прежде его отец. Раненый, он отступил к своему второму дворцу в Изрееле, чтобы набраться сил. Елисей, докучливый пророк, пришедший на смену Илии, в темноте прокрался на поле боя и помазал полководца Ииуя в цари Израиля вместо Иорама. Царь и претендент встретились на дороге у Изрееля среди колышущихся колосьев
