Но потом всё изменилось.

Однажды в деревне случился пожар — дом, где жили полицаи, вспыхнул, будто кто-то вылил на него ведро бензина. До этого была драка и крики, а потом взрыв. Никто не выжил. Некоторые жители говорили, что это дело рук партизан, но доказательств не было. Немцы посчитали это пьяной дракой и неумелым пользованием гранатами.

Когда Ганс (так звали ефрейтора) узнал об этом, подумал, что ухажёр Анны погиб, и понял, что теперь ему никто не помешает.

Вскоре он появился в деревне на грузовике.

— Я сразу почувствовала, — рассказывала девушка, — как только увидела его на дороге. Улыбался. Даже рукой помахал, будто старой знакомой…

Он говорил по-русски плохо, но достаточно, чтобы отдавать приказы. Аня же даже не зная немецкого языка и так всё поняла без слов. Она в очередной раз отказала ухажёру. Тот разозлился и обещал что та пожалеет! Он попросил знакомого шофёра помочь ему «взять девку» силой. Тот, по словам Анны, сперва отказался, но потом, получив мзду за помощь, согласился.

— Это я поняла в их разговоре, когда они меня уже связывали. Они ворвались в дом, — она всхлипнула, — прямо утром. Мы за стол садились. Мой братик понял, что что-то неладное, кинулся к двери, чтобы закрыть на засов, но не успел. А он у меня маленький ещё… а этот гад ударил его ногой… Ванечка заплакал, мама закричала, схватила его… потом меня за руку. Хотела нас в сарай вывести, а они… — голос её сорвался, и девушка не смогла продолжить.

Кудрявцев, скрипнув зубами, сжал кулаки. Я смотрел на землю, стараясь не дать эмоциям вырваться наружу.

— Маму тоже ударили несколько раз, — заикаясь, продолжила рассказ Аня. — А потом Ганс сказал ей… — девушка перевела дыхание, будто отрезая каждое слово, — … что у него есть родственники. Что они офицеры, командуют карателями. Сказал: если она начнёт жаловаться, если хоть кто-то посмеет искать меня — они придут, всех убьют и деревню сожгут.

Она опять закрыла лицо ладонями.

— А потом они увезли меня…

Дальше всё было ясно и без слов. Её запихнули в кузов, бросили между ящиками, прикрыли брезентом и думали, что всё у них получилось. Гад со своим дружком сидели в кабине, как на прогулке, вероятно, предвкушая будущие развлечения. Ему, видимо, казалось, что всё идёт по плану. И всё у них было хорошо. Пока они не встретили нас.

— Мама… она ведь не знает, где я. И если немцы узнают, что я сбежала… они придут туда, — произнесла бывшая пленница сквозь всхлипы и плач.

Я молчал. В голове уже складывалась картина последствий.

«Немцы найдут грузовик и мёртвых солдат. Узнают, что они заезжали в деревню и похитили девушку. А значит, мать Анны станут допрашивать. Как проходят подобные допросы у фашистов, можно и не говорить: избиения, пытки, моральные и физические увечья. И всё это будет ждать ни в чём не повинную женщину. А там ведь ещё и ребёнок, её сын… Н-да…»

От мысли, что их скорее всего ожидает в самом ближайшем будущем, на душе стало холодно. Всё, что мы сделали, чтобы спасти одну жизнь, теперь могло обернуться гибелью двух.

Война обнажила самые страшные черты людей. Толкнула их на самые жуткие и безобразные поступки. И очень многие не удержались за гранью человечности. Преступно многие.

Сергей молча стоял рядом. Его лицо было жёстким, стиснутая челюсть выдавалась на фоне теней.

— Надо будет что-то придумать, — наконец сказал он хрипло. — Мы же не можем просто… вот так…

— Придумаем, — ответил я. — Но сначала нужно, чтобы она пришла в себя.

Всё это время и я, и Сергей пытались поднять Анну с колен и не дать ей возможности обнимать нам ноги. Она настолько горестно рыдала и умоляла, что сердце буквально разрывалось на мелкие кусочки.

Кудрявцев, пытаясь успокоить девушку, всё время посматривал на меня, будто ждал какого-то чуда, каких-то важных слов или действий, которые сразу бы всё решили. Но я не был волшебником, чтобы творить чудеса. Я был лишь обычным парнем — просто из другого времени. А потому сделал всё так, как сделал бы на моём месте любой, кто считает себя человеком.

Я резко поднял Аню и, взяв её за плечи, произнёс:

— Отставить сопли и слёзы! Говорить только по делу! И первый вопрос: полицаи в деревне есть? И если есть, то в каком доме они располагаются?

Ну да, я решил прийти девушке на помощь. Сергей это сразу понял и полностью поддержал моё решение.

— Аня, отвечайте товарищу Николаю. Мы вам поможем, — сказал он и протянул той флягу с водой.

Через пять минут, после того как девушка успокоилась, она поведала нам об оперативной обстановке. А обстановка эта была, в общем-то, спокойной — в Никитино полицаи были представлены в виде старосты и трёх его сыновей. Их я не грохнул прошлый раз лишь по чистой случайности — они в тот день прямо с утра уехали в город за покупками. Сейчас же именно они представляли рейх в данной деревушке.

Стали обдумывать план действий, и в конце концов пришли к выводу, что данный населённый пункт нужно посетить именно сегодня, и чем скорее, тем лучше.

Да, мы устали, да, хорошая операция должна была требовать долгой подготовки. Но нельзя было медлить. Грузовик будут искать, и как только найдут — судьба семьи Анны будет решена.

Не доходя до объекта, спрятали телеги с провиантом в небольшой складке местности. Земля там была мягкая, и колёсные следы почти незаметны. После этого я с горечью отвёл беспилотник в середину леса и над болотами скинул неиспользованную гранату. Возвращать дрон с боеприпасом, у которого была выдернута чека, было попросту опасно. После этого, в очередной раз вздохнув о так бездарно потраченной «лимонке», вернул беспилотник к себе, чтобы заменить в нём аккумулятор и подвесить на него последние две из имеющихся «лимонок».

И вот тут, услышав приближающийся жужжащий звук моторов, Аня вздрогнула.

Она инстинктивно отшатнулась назад, прижав ладони к груди, словно боялась, что это какой-то фашистский самолёт.

— Что это⁈ — испуганно воскликнула она, широко раскрыв глаза, показывая рукой на дрон.