И они были уже там, все трое.

Во главе стола, в высоком кресле с резной спинкой, сидел Великий князь Константин Николаевич. Он не был одет в парадный мундир — на нем был простой сюртук. Слева от него, прямой и бесстрастный, как ледяная статуя, сидел канцлер, князь Горчаков. Справа, подавшись вперед и нетерпеливо барабаня пальцами по столу, — генерал Игнатьев. Его хищные глаза впились в меня, как только я вошел.

А посреди стола, под ярким светом тяжелой бронзовой люстры, были разложены мои английские карты.

— Проходите, господин Тарановский. Присаживайтесь, — Великий князь указал на единственный пустой стул напротив них со своим привычным акцентом.

Я сел, положив руки на колени.

Великий князь кивнул Горчакову, предоставляя ему слово.

Канцлер откашлялся, поправил белоснежный шейный платок и заговорил своим сухим, скрипучим, ничего не выражающим голосом.

— Господин Тарановский. Его Величество Государь Император ознакомился с вашим докладом, переданным Его Высочеством. — Он слегка кивнул в сторону Константина Николаевича. — Официальная позиция Империи по данному вопросу остается неизменной: мы строго придерживаемся всех подписанных договоров и не намерены вмешиваться во внутренние дела Цинской империи.

Он сделал паузу и в упор посмотрел на меня своими холодными, выцветшими глазами.

— Любая агрессия с нашей стороны, официальная или… частная, — он сделал едва заметный акцент на последнем слове, — недопустима. И будет немедленно и решительно дезавуирована правительством Его Величества.

Я похолодел. Это был приговор. Вежливый, дипломатичный, но от этого не менее страшный. «Мы умываем руки. Вы — авантюрист, и если вас поймают, мы от вас отречемся». Я искоса взглянул на Игнатьева. Тот сидел, сжав зубы, и смотрел на карту, его лицо было мрачнее тучи.

Горчаков, закончив, удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

И в этот момент, в ледяную тишину, как удар хлыста, ворвался голос Великого князя.

— Однако!

Одно это слово заставило Горчакова напрячься, а Игнатьева — резко поднять голову.

Константин Николаевич подался вперед, положив руки на стол. Его энергия, деловая и неукротимая, разительно контрастировала с ледяным спокойствием канцлера.

— Официальная позиция, озвученная князем, незыблема, — отчеканил он, отдав должное министру. — Однако Государь Император также не может оставаться безучастным к явной угрозе, которую представляет для наших рубежей деятельность… третьих держав. — Он намеренно не назвал Англию. — И уж тем более — не может запретить своим подданным защищать свои законные коммерческие интересы от бандитских формирований.

Великий князь посмотрел на меня в упор.

— Мы не можем послать за Амур армию. Это было бы, — он бросил быстрый взгляд на Горчакова, — неразумно и послужило бы поводом для нежелательных осложнений.

Канцлер в ответ лишь чопорно кивнул.

— Но, — Великий князь снова сосредоточился на мне, — если вы, господин Тарановский, как частное лицо, для защиты своих приисков и обеспечения безопасности торговых путей, решите навести порядок в том диком краю… — Он сделал едва заметную паузу, и в его глазах блеснул стальной огонек. — … уничтожить бандитов, что мешают торговле, и помочь местному населению утвердить дружественное России, законное правительство… кто же сможет вам это запретить?

Я молчал, пораженный гениальным цинизмом этого плана. Горчаков запретил вторжение. Константин Николаевич только что благословил государственный переворот под видом защиты коммерции.

— Но есть одно условие. — Его голос стал жестким, как металл. — Железное. Чтобы не давать князю Горчакову, — он позволил себе легкую, почти ироничную улыбку, — и нашим… партнерам… в Лондоне ни малейшего повода для дипломатических осложнений, любой ваш… поход… должен начаться не с нашей территории. Не с Амура. Ни один ваш человек, ни один ваш конь не должен пересечь официальную границу.

Это был удар.

— Заходите со стороны, — продолжил Великий князь, словно читая мои мысли. — Из Монголии. Из Джунгарии. Через Кяхту. Мне все равно. Но формально — Россия должна быть ни при чем. Вы должны появиться там оттуда. Как сила, пришедшая из глубин Азии, а не с русского берега. Это ясно?

Я стоял, ошеломленный этим последним условием. «Заходите со стороны». Это рушило весь мой первоначальный план, но в то же время открывало невероятные возможности, полностью развязывая мне руки и снимая с России любую формальную ответственность. Я только что получил высочайшее благословение на ведение частной, тайной войны.

Канцлер Горчаков, до этого молчавший и с явным неудовольствием слушавший слова Великого князя, счел нужным добавить свою ложку дегтя, чтобы остудить мой пыл.

— И помните, господин Тарановский, — ровным, ледяным голосом добавил он, словно забивая гвоздь в крышку гроба, — в случае малейшего провала вся ответственность — ваша. Вся, без остатка. Официально Империя вас не знает. Для всего мира вы будете простым разбойником.

— А в случае успеха, — тут же вмешался генерал Игнатьев, не в силах скрыть хищную, подбадривающую усмешку, — Империя вас не забудет. И Азиатский департамент — в особенности.

— Итак, господин Тарановский. — Его голос был тверд и не оставлял места для сомнений. — Официальная позиция вам ясна. В остальном же…

Он посмотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде был и приказ, и вызов, и азарт игрока.

— Действуйте. Удивите нас.

Я поклонился, принимая это и сделал шаг к двери, но затем остановился. Нет. Сейчас или никогда. Если я уйду сейчас с этим призрачным «благословением», я уйду ни с чем.

Я медленно повернулся и шагнул обратно к столу, к картам.

Уловил раздраженный вздох Горчакова — этот выскочка смеет задерживать их? Увидел, как в глазах Игнатьева вспыхнул новый, еще более живой интерес. Великий князь просто молча поднял бровь, ожидая.

— Ваше Императорское Высочество, — сказал я ровно, глядя ему прямо в глаза. — Благодарю за доверие. Это честь для меня. Но чтобы действовать, как вы того желаете, и победить, а не просто погибнуть, мне нужно две вещи.

Я сделал паузу.

— Люди и оружие.

Не успел Великий князь и рта раскрыть, как в разговор ледяным тоном вмешался канцлер Горчаков.

— Мы же только что договорились, господин Тарановский! — в его голосе зазвенела сталь. Он был возмущен моей, как ему казалось, наглостью. — Его Величество ясно дал понять: никакой официальной поддержки! Ни одного государева солдата, ни одного патрона из казенных арсеналов! Это было непреложным условием! Вы что же, не поняли?

Я проигнорировал его