быть не может.
– Но ведь…
– Вы меня слышите, князь? Я буду очень недоволен, если после смерти бабушки кто-то попытается взбаламутить воду, утверждая, что мой отец – не законный наследник.
Подбородок князя снова задрожал.
– Я думаю, вы должны говорить об этом с ее величеством, а не со мной.
– Нет, – покачал головой Александр. – Моя бабушка никогда не узнает об этом разговоре. Как мой добрый друг вы выполните эту просьбу, правда? Вы ведь мне друг?
Безбородко вздрогнул.
– Разумеется, ваше высочество, но… Почему?
– Почему она не должна знать? – Александр вскинул брови. – А зачем ей лишние волнения? Она немолода, тревожиться ей вредно.
Безбородко покачал головой.
– Я имею в виду, почему вы не желаете подчиниться ее воле? Ведь все знают, что ваш отец…
Глаза Александра заледенели.
«Назови его безумцем, – подумал Алексей, – и я тебе горло разорву».
Безбородко осекся и неуверенно закончил:
– Пользуется в обществе куда меньшей любовью, чем вы.
– При дворе – да. Но люди при дворе не понимают моего отца и не понимают, что нужно нам всем.
– И… что же нужно нам всем?
Улыбка снова скользнула по губам Александра лунным лучом:
– Конечно же, тот, кто спасет нас от бесов.
Безбородко рассмеялся.
– Ну полно, ваше высочество. Вы слишком хорошо образованы, чтобы считать эту проблему стоящей внимания. Существуют бесы или нет – кому они мешают? Уж точно не нам, простым смертным. Я вот за всю жизнь ни одного не видал.
– Так посмотрите, – тут Алексей едва узнал голос Александра. Неужели этот мягкий юноша с ангельским лицом может чеканить слова так жестко?
Лицо Безбородко вытянулось и – еще сильнее, когда он увидел черную фигуру, выросшую за плечом великого князя. Тени пели и плясали на стенах, тени выли в ушах волчьими голосами, тени рвались вперед шипящими змеями.
«Разорви этого идиота».
Безбородко побелел, как мел. Не заорал, но, верно, просто язык от страха проглотил.
– Ночь стоит за самым вашим порогом, – прошептал Александр. – Если вы ее не видите, это еще не значит, что ее нет. Так радуйтесь, что не видите, а не смейтесь над теми, кто велит запереть дверь покрепче. Однажды, князь, вам придется принять очень важное решение, – Александра помолчал. – Мой отец говорит, на нас идет шторм. Я ему верю и не хочу, чтобы перед лицом этого шторма матросы ругались, кому стоять за штурвалом, вместо того чтобы спасать корабль. Понимаете?
Губы Безбородко тряслись. Он силился что-то сказать, но не мог. Его глаза были прикованы к расползавшейся за спиной великого князя черноте. Но Александр был непреклонен:
– Вы понимаете меня?
– Д-да, ваше высочество. Я… Я вас понимаю.
– Хорошо, – Александр повернулся и сквозь мутное облако положил руку Алексею на плечо. Тьма вилась вокруг его пальцев дымными завитками, но рассеивалась, стоило прильнуть к светлой коже. Улыбка стала лисьей. – Потому что в отличие от моей бабушки, я слышу, когда тени шепчут мне на ухо.
Алексей был зачарован этой странной метаморфозой. Значит, не только он умеет натягивать страшные маски…
На пороге Александр обернулся:
– Прощайте, князь. Еще раз простите, что потревожил ваш сон.
Он перестал улыбаться, стоило двери закрыться за их спинами.
Нечеловеческая тень бугрилась и извивалась в лучах малинового рассвета. Алексей глядел на размытые очертания монстров внутри и едва поспевал за Александром, зло цокающим каблуками по набережной. Ползущее солнце впивалось в глаза раскаленными иглами, поднявшийся ветер баламутил поверхность воды. Лишь порядочно удалившись от дома Безбородко, Александр обернулся:
– Извини, я совсем забыл про тебя.
Прохладная ладонь легла Алексею на лоб. Восходящее солнце поблекло. Тьму сдуло без следа. Алексей слепо заморгал. Ушло все: злорадный азарт, едкое раздражение, кипящее нетерпение. Стало очень тихо.
Александр отнял руку, и Алексей невольно дернулся следом. На изнанке век замерцали цветные круги.
– Ты отлично справился.
– Я разве что-то сделал?
Александр рассмеялся, но смех быстро увял. Вид у него был бледный и страшно усталый.
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Да, – последовал короткий ответ. И, после паузы: – Не знаю. А ты?
– Я?
– Не тошно тебе замешиваться во все эти интриги?
– Да разве я замешиваюсь? – замешивается ли в дела хозяина цепной пес, которого грозятся спустить на непрошенных гостей? – Я только выполняю, что ваш отец велит.
– А, – взгляд Александра потускнел. – Тогда все хорошо.
– «Хорошо» с таким понурым видом не говорят, ваше высочество.
Порыв ветра пронзил их до костей. Кудри Александра взметнулись беспорядочным светлым облаком. Он отвернулся и уставился на разгорающуюся зарю.
– Чем дольше я играю в эти игры, тем больше их ненавижу. Все так и норовят вцепиться друг другу в глотки, и никто никого не слушает. Войны, бесы, разломы… А они всё перетягивают эту проклятую корону, – Александр скривил губы. – Я, наверное, кажусь тебе избалованным мальчишкой, да?
Алексей вспомнил свое крохотное имение и детские страхи, лезущие из-под кустов с приходом ночи. Мертвых детей на руках матери. Вечную злость и вечную бедность отрочества, глухую усталость и непрерывный труд службы… Что он мог ответить этому юноше с мягкими руками и мягкими улыбками? Что ему, конечно, тяжелее всех?
– Да, кажусь, – Александр тоскливо улыбнулся. – И ты прав, конечно. Но я ни о чем из этого не просил. Если бы только я родился вторым… Или сыном какого-нибудь графа… Я бы уехал куда-нибудь далеко, поселился с женой в тиши и спокойствии и крепко спал по ночам, а не шастал запугивать недругов моего отца из-за прихоти бабушки. И ты бы, наконец, прекратил тыкать мне этим своим «высочеством».
– Меня бы с вами не было.
– Да, – Александр вздохнул. – Не знаю, зачем об этом заговорил. Просто устал.
– От одной бессонной ночи?
– От того, что вечно приходится поступаться своими желаниями, потому что все от меня чего-то ждут.
На фоне заливающегося багрянцем неба его силуэт поблек. Алексей испугался – вдруг поблекнет совсем? Растворится, как туман или радуга?
– И что бы вы желали сделать сейчас?
Александр пожал плечами.
– Пойти во дворец и отдохнуть хоть немного. Жену навестить. Веришь ли, она по мне скучает, моя Лиза.
– И что вас останавливает?
– Как же? Отец снова решит, что я плету интриги у него за спиной. Чем еще заниматься в Зимнем дворце? – горечь его слов не вязалась с беспечной улыбкой. – Да и тебя негоже задерживать. Ты, похоже, ненавидишь Петербург не меньше его величества.
– Вовсе я его не ненавижу, – солгал Алексей. – И я сам на ногах едва стою. Уверен, его величество поймет, если мы задержимся на пару часов. Он сам мне говорил,