— Похоже, это или вы сами так сказку переиначили, или же какой-то ученый поэт решил вот так «пошутить», — покачала головой с улыбкой Елизавета Владимировна.

Ее лицо так и кричало: вы нас не проведете, не могли на ярмарке, где выступают обычные скоморохи из малограмотных крестьян, придумать такую песенку. И ее мнение сложилось из-за того, какие слова использовались в строках: маневр, гамбит, мучное изделие. Согласен, крестьяне таких слов не используют, даже если слышали их краем уха где-то.

Я лишь виновато развел руками, словно извиняясь за свою маленькую ложь. Такую, которую как раз и могут простить в обществе, лишь слегка покачав пальцем и радуясь собственной сообразительности, что «раскусили» врунишку.

Вскоре мы перешил к другим участникам игры и дальше она пошла по накатанной. Разошлись уже ближе к ночи. Мне предоставили комнату Сергея, временно переместив того к среднему брату. Вроде бы, вечер прошел удачно и репутацию я себе не подмочил. Даже на этих «фантах» удалось соскочить со скользкой темы. И почему мне что-то более благопристойное в голову в тот момент не пришло?

* * *

Елизавета Владимировна шла в свою спальню весьма задумчивая.

«А Роман Винокуров-то, оказывается, из вольнодумцев, — размышляла женщина. — И такой стих он мог услышать лишь в каком-нибудь салоне Петербурга, на их собрании. А уж если сам сочинил — то тем более. Надо сказать детям, чтобы сильно дружбу с ним не заводили. Особенно Славе. Ему очень понравился стих, как бы он сам не пошел этой дорогой. Да и возраст у него как у Романа. Как бы не сбил его этот Винокуров с пути, а то еще начнет Слава сначала стишками подобными увлекаться, а там и до критики императора недалеко. Не хорошо. Но это когда Роман уедет, я с детьми поговорю. А юноша интересный, тут спору нет».

* * *

Утром тело требовало нагрузки. Привык я к тренировкам и даже обливания уже стали чем-то обыденным. Вот и принялся, как проснулся, выполнять комплекс упражнений прямо в комнате. А когда закончил, выглянул в коридор в поисках служанки какой. Немолодая женщина нашлась спустя пару минут. Она проходила в коридоре с ночным горшком в руках. У нее-то я и спросил, как мне выйти на задний двор, да попросил принести ведро и полотенце для обливаний.

— А что такое вы делаете? — услышал я любопытный голос среднего сына Алексея Ивановича.

— Закаляюсь, — ответил я, растираясь полотенцем. — Очень полезно для здоровья. Мне о том муж тети, морской офицер, рассказал. Он и сам так делает каждое утро.

— Вот как? — удивился Вячеслав. После чего и сам крикнул слугу, а через несколько минут уже стучал зубами и спешно вытирался полотенцем.

— Что-то х-холодновато, — продрогшим голосом заметил он.

— Так надо начинать постепенно. Можно даже сначала слегка подогретой водой обливаться. Иначе вместо закалки простуду подхватить легко.

Почти сразу после обливаний мы отправились на завтрак. Слава собственно и вышел, чтобы лично меня позвать. Ну и попутно попросил записать ему слова той песни, что я вчера продекламировал.

После легкого завтрака я прошел за Алексеем Ивановичем в его кабинет, где и будет происходить написание портрета. Принадлежности у меня с собой были. И даже рамку я приторочил к седлу перед отъездом. Так что оставалось лишь «начать да кончить», как говорится.

— Мне главное, чтобы мой недуг не видно было, — напутствовал меня перед началом работы Сокольцев. — А лицо специально не приукрашайте. Какое есть, таким пускай и останется.

— Как скажете, — кивнул я, берясь за карандаш.

— Извините, могу я посмотреть на работу мастера? — зашла в кабинет Елизавета Владимировна. — Или помешаю?

— Нет, мне вы не помешаете, — заверил я женщину.

Та тихонько примостилась на стул за моей спиной. Где-то десять минут, пока я делал черновой набросок, стояла тишина, которую разбивал лишь скрип карандаша по бумаге. И лишь когда я отодвинулся от мольберта, оценивая первичный эскиз, Елизавета Владимировна подала голос.

— Как хорошо у вас выходит. И Алексей тут словно пять лет назад получается!

Я ничего отвечать не стал, откладывая карандаш. Все же красками работать буду, больше он не нужен. Контуры тела нанес, в пропорциях теперь не напортачу, а мелочи прорисовывать карандашом нет смысла, если краски применяются.

— Я могу глянуть? — не удержался Сокольцев после комментария супруги.

— Мне бы не хотелось портить вам впечатление от конечного результата, — покачал я головой.

Тот вздохнул, но спорить не стал.

— В принципе, можете расслабиться и больше не держать голову, — добавил я.

В самом начале попросил мужчину, чтобы он держал голову ровнее, чтобы мне было проще нарисовать ее контур. Но сейчас это уже было не нужно.

Сидеть в полном молчании Елизавета Владимировна очевидно долго не могла. Не тот характер. И чтобы меня не отвлекать уж слишком сильно, завела беседу с мужем, лишь изредка задавая вопросы мне. Далеко не сразу я сообразил, что меня мягко «прощупывают» на предмет отношения к нынешней политике императора и к власти в целом. С чего вдруг взялся такой интерес — без понятия, но как только понял направление разговора, постарался тут же побольше молчать и давать односложные ответы, всем своим видом показывая, что сосредоточен на работе. Вроде я ничего такого до этого и не сказал, всего лишь упомянул, что согласен с решением Александра Второго о снятии крепости с крестьян, да посетовал на неорганизованность нашей армии, из-за чего и произошел обидный проигрыш во время Крымской войны — это я из разговоров отца и Владимира Михайловича узнал. Но мало ли, что случайно могу брякнуть?

Закончил работу я все же за два часа. Повезло, что в кабинете было открыто окно, а вчерашние тучи разошлись и краска на портрете, обдуваемая свежим сухим ветерком, быстро подсыхала. Можно было наносить цвет поверх первого, не дожидаясь полного высыхания.

К готовой картине Алексей Иванович шел, крепко сжав губы — волновался мужчина знатно. А когда увидел готовый результат, так даже не удержался от облегченного выдоха и слабой улыбки. Видимо до конца не верил, что у меня получится нарисовать его таким, какой он был до травмы.

— Слухи о вашем таланте не преувеличены, — повернулся он ко мне. — И цена за работу полностью оправдана.

Получив от мужчины оплату, задерживаться более у Сокольцевых я не видел смысла. Дома дел хватает. К тому же я хотел еще по магазинам Дубовки пройтись. Надо краски докупить, маме шлепанцы приобрести