— Не подумал я про собачку, — подумал я. — А теперь, где её раздобыть? В Парижах и Лондонах заказывать? Гончие и борзые в государевой псарне имелись, но где взять спаниеля? Эх, Флибер-Флибер! Где же ты, Флибер? Здесь, кроме зайцев, должны водиться и лисы. Раз зайцы есть, лисы быть обязаны. А где лисы, там и охотники, хе-хе. Тоже не я, а классик сказал, Сент аж Экзюпери. Вот и хорошо! Лис я тут тоже уже видел, когда по уточке стрелял. Подберёт, наверное… В лисицу стрелять не стал. Берег топкий, забрать её тоже было бы проблематично.

Так я ехал назад в монастырь, глядя на мир совсем иными глазами. Теперь можно оставить людей на Выге выжигать толуол, а самому «отъехать» на поселение. Кстати, по указу Василия Ивановича не я, а монастырь должен платить мне десятину с любого товара, а с меня, даже если я стану хозяйничать на их. Они ещё об этом не знают. Покажу им указ, если они мне предъявят требования. В это время. Монастырская рука прихватила только сам остров Большой Соловец. А всё остальное было под моей рукой. Пока только виртуально, да… Власть, даже если она тебе дана кем-то, надо брать и утверждать за собой. Добровольно никто тягло тянуть не будет и копеечку, заработанную потом и кровью, отдавать по доброте душевной не станет.

Наконец, я въехал в монастырский посёлок. Солнце садилось в море. Снова все трудники были на молебне. Мои товарищи сидели в избе. Они добыли по паре рябчиков и варили из них «шурпу» с брюквой, фасолью и перловой крупой, замоченной с ночи. Мы поужинали, чем Бог послал. С монастыря снова никто не приходил ни днём, ни вечером…

Утром, с первыми лучами солнца, мы отчалили. Поморы терпеливо ждали нас и с радостью оттолкнулись от берега. К всеобщему удовольствию ветер снова сменился на северо-восточный и мы скоренько, подгоняемые волнами, вернулись «домой».

Там шел процесс постройки рыболовных баркасов и вязания сетей. Баркасы строили со шпангоутами, насаженными на киль, и как скелет для корпуса, а не ка простые распорки, как делали в настоящее время, притягивая их друг к другу спереди и сзади распаренными корнями сосны и упирая образовавшиеся дуги в штевень и форштевень, крепя к ним практически без гвоздей и металлических скоб, а просто вставляя в пазы, как половую рейку.

Тоже неплохая технология ( мне она очень нравилась), но нам нужно было строить большие корабли, а для этого практиковаться на малых, соблюдая полную технологию. Я не стал менять «шило на мыло» и перебираться с материка на остров. Пока не наладятся отношения с монастырём, нам там делать нечего. А здесь тоже было совсем даже не плохо.

Поморы селились со стороны речка Выги, мы поставили городок на другой стороне «острова», где вытекала речка «пожиже», называемая Шижня. И расстояние, между прочим между нашими поселениями было приличным. Километра три! Так, что друг другу мы не мешали и присутствием не надоедали. Правда глубины здесь у берега были не очень, но всё равно пришлось бы строить верфь, что-то где-то углублять. Чем мы и занялись. Рук хватало, а лопаты, топоры и пилы у нас теперь были очень хорошие. И даже электрические. Пилы, я имею ввиду, электрические и рубанки-фуганки.

Перегородив русло реки срубами, наполненными камнями, песком и землёй и бревенчатыми шлюзами, мы добились подъёма уровня воды в реке. Потом мы сузили выходной канал до десяти метров. На все эти работы мы потратили три месяца. Параллельно строились склады для сушки древесины, деревообрабатывающие цеха.

Не забывали и царёв наказ по сбору сосновой смолы. Выбрали для сбора живицы самые толстые деревья и освободили их от тени с южной стороны, сделали насечки и установили ёмкости. Сейчас до осени только сливай и сливай. Через пять лет это дерево можно будет спилить. Процесс, как говорится, пошёл, да. Можно было писать отчёт в Москву, ха-ха… И про корабельную верфь обязательно…

Корабли строить торопиться не будем. Главное в кораблестроении — древесина. Правильно подобранная, правильно подготовленная, и правильно обработанная.

Активно шёл ход сельди. Зимой она «зимует» в ямах на глубине, а весной летом поднимается к берегу на кормёжку. К тем сетям, что вязали мои товарищи добавились те, что имелись в челноке: тонкие, нейлоновые. Сельдь ловили и кошельковым неводом двумя баркасами и забрасывая сети с берега. Рыба подходила почти к кромке воды и в устье реки.

Кошельковым неводом окружали косяк, стягивали низ, а потом подводили кошелёк к берегу и вычерпывали сельдь «ложками». На селёдку у меня был особый расчет. В челноке у меня имелось много специй. Это такой товар, что и злата-серебра не надо. За мешок мускатного ореха можно пол Лондона купить. Шучу! За три мешка четверть Лондона.

Мы солили сельдь в бочках с лавровым листом и перцем-горошком, пересыпая слои рыбы равномерно этой смесью с солью и ставили бочки на ледник. Воду в реке практически до июня пить было невозможно, пришлось вырыть рядом с ледником колодец, куда стекала вода с тающего льда. Да и так, вода в колодце была всё же чище, чем в реке. Водоносный слой проходил совсем рядом с поверхностью. Уде на трёх метрах начинались пласты глины. Да не простой, а бентонитовой, которая является лучшим гидроизолятором. Потому-то Карелия — сплошные озёра, — подумал я, глядя на синюю пасту и тут же мечтая, что из неё можно сделать цемент.

— Забуриться бы глубже, — мечтал я. — Там, между глиняных пластов, наверняка лежит «линза».

Поморы, как-то зашли к нам узнать, куда везти долю от засоленной сельди, подготовленной к продаже, и удивились, что и мы оказывается не «лыком шиты», когда увидели наш водяной «склад» (огороженный «кусок» реки, где в воде стояли бочки с засоленной сельдью). Вода-то в реке даже летом стабильно не поднимается выше градусов десяти. Вот и держали мы бочки подводой, накрыв их дощатым помостом от солнца. Просто здешний люд особо не заморачивался со вкусом рыбы и нарушал технологию всячески. В том числе используя рассол от съеденной рыбы вторично.

Удивились они и нашим складам для сушки древесины, ибо не заморачивались сушкой досок.

Мука заканчивалась, но вскоре стали прибывать купцы с «материковыми товарами». Прибыли и те «купцы», что везли товар для нас. Что же я, злодей какой морить товарищей голодом, когда сам разговлялся