Однако… сомнения мучали меня не долго.

Мы встретились на следующий день, когда я возвращался с охоты. День был удачным, и я нёс двух зайцев.

— Митрий, с удачной охотой тебя. — остановилась она, когда я проходил мимо.

Немного подумав, я протянул ей зайца. Надо было наводить мосты.

— Это тебе, Мила.

Было видно, что она не ожидала такого подарка. И почему-то стала озираться по сторонам.

— Ты что, хочешь, чтобы про меня слухи нехорошие пошли? — прошипела она.

Но вместо того, чтобы извиниться, я наоборот сделал шаг к ней.

— А ты хочешь, чтобы это были не просто слухи?

ШОК! Она смотрела на меня широко открытыми глазами. И в какой-то момент она хитро посмотрела на меня.

— Ну, ты и наглец! — она игриво посмотрела на меня. И взяла зайца, при этом специально провела кончиками пальцев по моей руке.

Тем же вечером я прибежал к дверям её дома.

Я тихонько постучал в дверь. Заборы были невысокими, и я не хотел, чтоб соседи меня увидели. Стоял я не больше десяти секунд, после чего дверь открылась и меня, схватив за шиворот, втянули внутрь.

— А я всё гадала, придёшь ты или нет.

— Почему? — спросил я. Но она оставила мой вопрос без ответа.

— Проходи. Я суп сварила.

— Спасибо, Мила, но голод у меня другого рода, — она не поняла, что я имел в виду и с недоумением уставилась на меня.

В общем, я подошёл к ней и обнял. Первый поцелуй был неуверенным. Тогда я обнял её крепче, и задействовал язык. Надо было видеть в эту секунду её взгляд. Она ничего подобного не ожидала. Потом мы перешли на лежанку. Руки сами снимали одежду.

И… была ночь, которую я не забуду никогда.

С тех пор я ходил к ней регулярно. Григорий, когда узнал к кому я ухожу по ночам, только усмехнулся. Глафира догадывалась, но помалкивала. А дети думали, что я сплю в мастерской или в карауле.

Мы не афишировали наши отношения. Потому что Мила должна была блюсти траур три года. А мы начали встречаться, когда прошёл только год. Глупое правило на мой взгляд, учитывая, что после двадцати женщинам было сложнее выйти замуж. Тем более во второй раз.

Но нас всё устраивало. Иногда мы уходили в лес, и возвращались под вечер. Гуляли, собирали грибы и ягоды. Я был уже достаточно состоятельным, и мог побаловать Милу. Старался никогда не приходить с пустыми руками, а возвращаясь с Нижнего, привозил ткани и другие мелочи.

Но всё изменилось месяц назад, когда Ратибор вызвал меня к себе.

* * *

Вскоре каким-то неведомым образом о нас узнала Олена. Неделю назад она пришла ко мне на участок, где я строил дом.

Я как раз прибивал последнюю доску крыши, когда услышал её голос.

— Митька! — Я обернулся. Олена стояла у ворот участка, красная от злости. Руки сжаты в кулаки.

— Это правда? — выкрикнула она. — Ты с этой… с этой Милой⁈

Я спустился с крыши, вытер руки о штаны.

— Олена…

— Отвечай! Правда⁈

На лице ярость, а в глазах стояли слёзы. Ей исполнилось только тринадцать. По идее ребёнок, вот только Олена словно торопилась вырасти. И сейчас выглядела лет на шестнадцать. Более того не совру, сказав, что в свои тринадцать она была первой красавицей нашего селения.

— Правда, — посмотрел я ей в глаза. По большому счёту моя совесть была чиста. Я ничего ей не обещал. Свёл общение к минимуму. И не сделал ничего, чтобы мои действия можно было превратно истолковать.

Олена вздрогнула.

— Как… как ты мог⁈ — голос её сорвался. — Я… я думала… я любила тебя! Митя, скажи что-нибудь! Скажи, что это неправда! Скажи, что ты… — она попыталась подойти ко мне и обнять, но я отступил назад.

— Олена, я с Милой. Прошу не лезь, это не твои дела.

— Но…

— Что нафантазировала себе невесть что. — грубо ответил я. Тогда мне казалось, что только можно закрыть этот вопрос раз и навсегда.

Прям дежавю… Ещё несколько лет назад я такими же словами отшил Марьяну, которую учил стрелять с арбалета. Кстати, она уже вышла замуж. И не абы за кого, а за Ваньку Кожемякина.

Тем временем по щекам Олены потекли слёзы.

— Ты… ты… — после чего она развернулась и побежала прочь.

* * *

Вечером того же дня ко мне пришёл дядька Артём. Вот с кем я не хотел портить отношений, так это с ним.

Я сидел у костра возле дома, жарил рыбу, когда услышал шаги. Обернулся. Кузнец стоял в нескольких метрах, скрестив руки на груди. Лицо хмурое.

— Вечер добрый, дядька Артём, — сказал я.

— Добрый, — буркнул он. — Можно присесть?

— Конечно.

Он сел напротив, долго молчал, глядя в огонь.

— Я следил за Оленой, — наконец сказал он. — Видел, как шла к тебе. Слышал, что ты ей сказал.

Я напрягся.

— Она сама пришла.

— Знаю. — Артём поднял глаза. — Митька, она тебя любит. Ты понимаешь?

— Знаю.

— И что ты ей ответил? — Я промолчал. — Это ты нафантазировала себе невесть что…

— А что я должен был сказать? — спросил я. — Соврать? Дать ей надежду. Разве это будет не хуже? Пообижается, и полюбит кого-нибудь другого.

Артём вздохнул.

— Может, ты и прав. Но, Митька… — Он наклонился вперёд. — Она хоть и выглядит взрослой, но тут, — постучал он себя по голове, — всё ещё ребёнок. Ты для неё был… был всем. Героем. Примером. Первой любовью.

— Я не просил её, любить меня, — отрезал я.

— Мить, ты вырос на моих глазах. И не буду скрывать, что надеялся, что ты и Олена будете вместе. В общем, подумай хорошенько. Ведь ещё ничего не поздно вернуть.

Он ушёл, оставив меня наедине с мыслями.

Я сидел у костра ещё долго. Рыба обуглилась, и я даже не заметил.

* * *

На следующий день я пришёл в кузню за материалами. Нужно было железо для петель на дверь.

Артём встретил меня молча. Не поздоровался, не улыбнулся. Просто кивнул.

— Чего надо?

— Петли. Две штуки. Для двери.

— Ясно, — повернулся он к горну и начал работать.

Нет, он делал мои петли, но при этом всем своим видом показывал, что мне здесь не рады.

— «Обиделся», — понял я.

Когда петли были готовы, я протянул деньги. Артём взял их, не глядя на меня.

— Спасибо, дядька Артём.

— Угу.

Я ушёл, сжимая петли в руках. Повлиять на эту ситуацию я никак не мог.