Третий, что был у двери, развернулся и кинулся на меня с ножом. Я быстро вынул саблю, и со свистом опустил её на купца. Брызги крови разлетелись по помещению. Он смотрел на руку… вернее на то, что её больше нет. Я пнул его с ноги в грудь, и он вылетел на улицу. Пришлось возвращаться и затаскивать его внутрь.

Через минуту все трое лежали на полу, стонали и матерились.

Я прислонил кончик сабли к шее старшего.

— Кто послал? — спросил я холодно.

— Никто! Мы сами! — залепетал он. — Клянусь! Просто хотели тебя захолопить! Продать в Москве! Такие мастера дорого стоят!

Я смотрел на него, чувствуя, как внутри закипает ярость.

— Вы хотели сделать меня холопом⁈ — взревел я. — Вы чё, пид@cы, ох@@ли! — от избытка эмоций перешёл я на старый добрый язык.

— Прости! Прости, мы не думали…

Меня так взбесила эта ситуация. Ведь если бы я был слабее, меня просто-напросто лишили бы свободы.

Я пинал их долго… пока они не потеряли сознание. Потом связал их, а тому, что остался без руки, наложил жгут. Потом вышел из мастерской и зашёл в избу, в которой даже не догадывались, что происходило по соседству от них.

— Отец, — зашёл я. Он лежал на кровати, что я переделал для него, Глафиры и… своего брата, которого Глафира ему родила год назад. Назвали Ивашкой, в честь старшего брата. И Григорий стал, как бы это сказать… очеловечиваться. Но сейчас не об этом.

— Боже мой, Митя, — подбежала ко мне Глафира. — У тебя кровь. Ты поранился?

— Она не моя, — ответил я.

Григорий оказался очень быстро рядом со мной. Он внимательно посмотрел на меня.

— Убил? Лопаты брать? — как бы в шутку спросил он, но при этом я понимал, что спрашивает он серьёзно.

— Живы. Трое. В мастерской. Захолопить хотели, — я отвечал так, как Григорий любил больше всего. Кратко и по делу. Наверное, когда я стал с ним так общаться, именно с того времени мы стали относиться друг к другу теплее.

Глафира прикрыла рот ладошкой. А у Григория хрустнули костяшки пальцев. Он посмотрел на улицу, где солнце уже давно скрылось.

— Я до кузнеца. Запрягу телегу. К барину поедем, — сказал Григорий и, нацепив пояс с саблей, вышел на улицу.

Ратибор, услышав, что кто-то подъехал к терему, вышел на крыльцо. Улыбка с его лица исчезла, стоило ему увидеть моё лицо.

— Что случилось? — Вместо ответа, я стянул мешковину, которой прикрыл связанных купцов. Несколько секунд он рассматривал их. Он тоже их знал. — Ты, — повернулся он к часовому, — телегу к заднему двору вези. И по-тихому их в холодную заведи. Понял?

— Да, барин, — ответил часовой.

Потом мы прошли в терем. И Ратибор слушал меня очень внимательно. Почти сразу в гостевую вышли Любава и Глеб. Сыну он позволил остаться. Но вот жену вежливо попросил выйти.

Потом мы прошли в холодную. Честно, я даже не догадывался, что у Ратибора есть пыточная под домом. Однако теперь видел ее собственными глазами…

Прежде чем их казнить, Ратибор узнал у каждого, где те хранят деньги. После чего их…

Той же ночью тела вывезли глубоко в лес, где и закопали. А по утру Федор отправился искать тайники купцов. Нашёл ли он что-то или нет, мне не ведомо. А если и нашёл, то уверен, Ратибор пустит их на благое для Курмыша дело.

* * *

Пролетел ещё месяц. Дом был почти готов. Оставалось только доделать крышу, поставить печь и застелить пол. Но уже сейчас было видно, что получилось хорошо. Добротный, крепкий дом.

Я стоял внутри, оглядывая стены. Окна были маленькими, но света хватало. Потолок высокий. Места достаточно для одного человека.

— «Или для двоих? — Мысль пришла внезапно, и я усмехнулся. — помня, что сегодня вечером я буду засыпать не один.»

* * *

Это случилось случайно. Я шёл по лесу, проверяя ловушки. И вдруг я услышал плач. Женский плач.

Остановился, прислушался. Звук шёл откуда-то справа, из-за густых кустов. Я осторожно подошёл ближе и раздвинул ветки.

На поляне сидела девушка. Молодая, лет девятнадцати. Светлые волосы, заплетённые в косу. Простое платье.

Рядом с ней лежала опрокинутая корзина с грибами.

— Эй, — окликнул я её. — Ты в порядке?

Она обернулась. И было очевидно, что я напугал её. Лес, никого рядом нет. А тут незнакомый мужчина.

— Я тебя знаю, — первым начал говорить я. — Тебя Мила зовут. А я Митрий, сын десятника Григория. Неужели не видела ни разу?

Она присмотрелась ко мне. И поняв, что я не угрожаю ей, начала успокаиваться.

— Видела.

Я медленно подошёл к ней.

— Ну и по какому поводу слёзы льём?

— Я… я заблудилась. — Она всхлипнула. — Шла за грибами, а теперь не знаю, где дорога домой.

— Ну, теперь твоей проблемы нет, — вставая, я протянул ей руку. — Покажу дорогу. Пошли.

Она самостоятельно встала и моей рукой не воспользовалась. Осторожно глядя на меня, вытерла слёзы, после чего начала собирать грибы обратно в корзину.

Мы шли молча минут двадцать. Я впереди, она следом.

— Спасибо, — тихо сказала она, когда мы вышли на знакомую тропу. — Я бы одна не нашла.

— Не за что.

— А сколько тебе зим? — вдруг спросила она.

— Четырнадцать.

Она удивлённо подняла брови.

— Четырнадцать? А выглядишь старше. — на что я пожал плечами. Мила остановилась у окраины леса.

— Ещё раз спасибо, — сказала она. — Если бы не ты, я бы до ночи бродила.

— Рад помочь.

Она улыбнулась. И в этот момент что-то ёкнуло внутри.

— «Красивая».

— Может, зайдёшь? — предложила она. — Отваром на травах напою.

У меня даже мысли не возникло отказываться. Девушка сама звала в гости. Но кое-что нужно было прояснить, хотя, если мне память не отказывала, я уже знал ответ.

— А муж не заревнует?

— Погиб он. Одна я живу, — спокойно ответила она.

Я помнил, что её муж был дружинником и погиб во время набега Ульяс-бека во время последней ночной вылазки. Но всё-таки решил уточнить. Так сказать, на всякий случай. Позже узнал, что детей заделать они не успели, и что замужем Мила пробыла меньше года.

Она много рассказывала о себе, а я внимательно слушал. Два года назад её родители погибли. От них и от мужа осталось неплохое хозяйство, благодаря которому Мила ни в чём не нуждалась и по сей день.

Мы разговаривали. О жизни, о прошлом, о будущем. Мила была доброй и с ней было легко. Была мысль