— Ничего принципиально нового. Основное вам передали в той моей записке, что я прислал после встречи с сослуживцем. Но мы с вами и так обсуждали неизбежный интерес Ост-Индской компании к «Ярмарке». Кстати, во время переговоров ничего такого не ощущали?

Купец задумался.

— Была пара моментов со стороны янки. Этакие прощупывающие вопросы о возможных новых партнерах, да не опасаемся ли мы кому-либо ещё дорогу перейти. Но, — поднял он руку, — по прямой указке бриттов, мне кажется, они не действуют. Итак, почему вы решили обострить комбинацию именно сейчас? Что мне делать, я понял, а чего ждать?

— Сейчас человек, с которым мы ведём наблюдение за отелем, дал очень хорошее определение происходящему — «слоёный пирог». Все наблюдают за всеми, и все осторожничают. Это ситуация неустойчивого равновесия. У вас на переговорах она явно такая же. Что из этого следует, сами знаете.

— Возрастает возможность срыва, обострения. Я это вижу и намереваюсь использовать.

Закревский встал.

— Зная вас, не сомневаюсь. Именно поэтому я хочу обострить внешнюю ситуацию, попробовать спровоцировать интересантов на активные действия. Если обострение неизбежно, лучше это сделать самим. Больше возможностей для контроля.

Консультант чуть помедлил. Подошёл к окну, глянул вниз. Город тонул в сизом мареве, тротуар и чахлый садик вокруг отеля едва виднелись сквозь дымку смога.

— Чего ждать… Точно, не могу сказать, но, думаю, если наметится прорыв в переговорах, может случиться что-нибудь неприятное. Так что следите за окружением, по-прежнему не покидайте отель, тем более без сопровождения. Только в рамках оговоренной деловой программы, всяких экскурсий на производство, но и там постоянно будьте на людях.

— Так, что именно могут предпринять наши визави?

— Увы, точно не знаю, — честно ответил Закревский, — но предположения имею.

Он снова сел в кресло, налил себе кофе.

— Думается мне, это будет провокация, не связанная с вами напрямую. То есть не медовые ловушки, не белый порошок горками на столе вашего номера. Они постараются включить эту провокацию в более широкий контекст. Так, чтобы пресса смогла взвыть: «с русскими в принципе нельзя иметь дело».

Морозов пожал плечами.

— Пётр Аркадьевич, так это может быть вообще что угодно и где угодно.

— Не исключаю, — Закревский покачал ложечкой, соглашаясь с купцом, — акций может быть и несколько. Но одна из них, так сказать, центральная, обязательно будет организована так, чтобы её можно было увязать с вами и вскрыть суть переговоров, опубличить их так, чтобы «ярмарка» непременно потеряла лицо. Поэтому я и попробую подстегнуть события. Они будут вынуждены реагировать. А я уже встретился с несколькими своими знакомыми, которые мне шепнут, если кто-то где-то зашевелится.

Одним глотком он допил кофе, встал. Протянул руку — как равный равному.

— Ну, Тимофей Саввович, пожелайте ни пуха…

— К чёрту, Пётр Аркадьевич, к чёрту.

На миг задержался.

— Вот ещё, что. Естественно, я постараюсь ситуацию, эммм… купировать. Если получится, я дам вам сигнал. Тогда, с уверенностью обостряйте переговоры, давите.

В лифте он ехал один. Слушал безликую механическую мелодию, из тех, что здесь играли везде и всюду, примерял сосредоточенно-озабоченное лицо. Музычку эту здесь называют office lounge, вспомнилось отчего-то. Он как-то ещё по молодости лет спросил местного знакомца, зачем этот фон везде. Так он ритм задаёт, удивился знакомый. В торговых галереях и мегамаркетах — утром помедленнее, чтоб, значит, народ между полок дольше ходил, к вечеру, как наплыв, быстрее, чтоб, значит, шустрее двигались.

Вот и мы двинемся шустрее.

Он вышел в душную жару и тут же резко свернул налево, пошёл быстрым шагом, лавируя между прохожими.

Остановился на миг у стеклянной витрины, поправил кепку — пусть увидят, что он проверяется.

И нырнул во вращающиеся двери торгового центра.

Сразу за ними деловито двинулся налево, к эскалатору на второй этаж.

Снова эта неслышная вроде, но вкрадчиво усыпляющая музыка. Рабочий день, народу немного, но хватает. Стайки пёстрых, похожих на тропических птичек, девчонок в сетчатых колготках и шортах длинной до середины задницы, передвигаются от лавки к лавке, волоча ноги в тяжеленных бесформенных ботинках ядовитых расцветок.

И мозгов, как у тех птичек, вздохнул Закревский. Впрочем, тут же на себя шикнул — превращаешься в ворчливое старичьё!

И отвлекаешься, не о том думаешь. Яркая крикливость — тоже отличная маскировка.

Крикливость, театральность…

Закревский подошёл к крохотной кофейне — просто, прилавок и кофе-машина, перед прилавком пара столиков с мягкими креслами вокруг. И здоровенные растения в кадках рядом с креслами. Мило — простенько, даёт иллюзию уединения, так и тянет передохнуть.

Пётр Аркадьевич попросил эспрессо, пока ждал, посмотрел в блестящий бок кофе-машины.

По эскалатору следом поднялась семейная пара средних лет, трое мужчин в бизнес-костюмах, парень с девушкой, оба в чем-то неопределенно мешковатом.

Все прошли мимо, занятые беседой.

Закревский взял кофе, сел в кресло, под прикрытие зелени.

Если меня кто-то ведёт, сейчас должны где-то остановиться, контролировать мои действия. Ведь я могу с кем-то встречаться.

Чего мне ждать, вспомнил он вопрос Морозова…

— Они склонны к театральности. — Брайан «Ган» Томпсон был законченным циником и невероятным бабником. При этом всегда руководствовался лично выработанным «кодексом наёмника», которым очень гордился. Если он брал деньги от одного заказчика, то от другого за то же поручение плату брать отказывался и заказ выполнял точно и в срок. Заказчиков принципиально не сдавал, за что был не раз жестоко бит. Однажды ему даже устроили тазик с цементом. Впрочем, по слухам, это было как раз из-за бабы.

Также он был агентом Бюро обеспечения законности при Президенте САСШ, организации мутной, в основном занимавшейся лоббированием интересов крупных корпораций. Однако именно это делало её агентов отличными сборщиками и обработчиками информации, чутко державшими нос по ветру.

Как бы то ни было, Закревский платил ему регулярно и в его информации был уверен.

Поэтому накануне похода к Морозову встретился с ним на квартире, которую «ярмарка» держала в Чикаго как раз для таких случаев. Квартал был тихим, по периметру ходили патрули частной службы охраны, вооруженные полуавтоматическими карабинами, въезды в квартал ненавязчиво контролировали посты рядом с «лежачими полицейскими». При этом в квартале хватало семейных кафешек, в том числе русской и китайской кухни, ресторанов и бистро.

Так что Закревский убедился, что за «Ганом» хвоста не было.

Сейчас, потягивая на удивление неплохой кофе, Закревский вспоминал тот разговор. Да, Томпсон прав, они любят театральность.

— Пётр, вся жизнь штатов — шоу! Судебные процессы — шоу. Выборы —