Москва, дом!
В аэропорту меня встречал Николай. Хотел помочь с багажом, но у меня не было ничего, кроме «командировочного чемоданчика». Вместе с ним прошли на стоянку, к ожидавшей там служебной «Волге».
— Куда сейчас, Владимир Тимофеевич? — уточнил маршрут Николай.
— Домой, Коля! Пока что только домой…
Домчались быстро, хотя это не помешало мне сгорать от нетерпения, мечтая побыстрей обнять родных. В подъезде даже не стал ждать лифта, взлетел по лестнице бегом. Ключ тихо повернулся в замке, и я, затаив дыхание, вошел в прихожую.
Подкрасться незаметно не получилось — девочки бдительно несли стражу. Вернее, одна из них, младшая. Только нагнулся, чтобы снять ботинки, как тишину прорезал восторженный крик Леночки:
— Папка приехал! — и на меня напрыгнула моя маленькая обезьянка, обвила шею тонкими ручками. Я подхватил ее, прижал к себе, вдыхая запах детского шампуня от недавно вымытых волос.
— А ты почему не в школе? — спросил я, делая строгое лицо.
— А я, по счастливой случайности, болею, и поэтому мне учиться не надо! — радостно отрапортовала она и весело засмеялась, совсем не похоже на больную.
К нам подошла Светлана, с улыбкой сняла дочь с моих рук, и прижалась сама, уткнувшись лицом в плечо.
— Ну наконец-то! — выдохнула она, довольная тем, что закончились тягостные дни разлуки. — Что не предупредил заранее? Мы бы приготовили что-то вкусное!
— Прости, родная, времени не было. И до сих пор нет, если честно. Но все равно вначале хотел вас повидать, вот и заскочил на минутку. И снова уезжаю, машина ждет внизу — нужно срочно к начальству на ковер.
— Что-то случилось? Ругать будут? — встревожилась жена.
— Обычные рабочие дела, ничего такого. И вечером, клянусь, съем все, что приготовите, и добавки попрошу! Договорились?
Она кивнула, расслабившись и улыбнувшись.
— Я только вещи завез. И небольшие подарки для вас.
— Подарки! — Леночка взвизгнула и подпрыгнула на месте.
Я присел к чемодану, щелкнул замками. Первым делом извлек большую, пушистую кошку, сшитую из рыжего искусственного меха.
— Это тебе, больная моя, — сказал я, протягивая игрушку. — Ты же знаешь, кошки — лекари. Лягут на больное место и всю хворь заберут.
— Ура! — закричала дочка, сжимая подарок в объятиях. — Пошли лечиться, Лидочка!
— Тише, тише, — с улыбкой остановила ее Светлана, — и так горло болит, еще и голос сорвешь. Связки напрягать нельзя.
— А почему Лидочка? — не понял я.
Леночка, уже убегая в детскую, бросила через плечо:
— Ты что, сам не видишь? Лидочка с кошкой одного цвета! Обе оранжевые!
Я расхохотался. Этот детский, искренний и непосредственный восторг смывал всю усталость, все заботы.
— А это Тане, — сказал уже тише, осторожно вынимая из глубин чемодана заботливо упакованный сверток. Бумага зашуршала, открыв взгляду фарфоровую балерину. Она была невероятно хрупкой, почти невесомой. Балерина замерла в изящном порыве, красиво изогнув руку, а на ее тонких пальцах сидела крошечная фарфоровая бабочка. Казалось, еще миг — и она взлетит с руки.
— Какое чудо! — восхищенно ахнула Светлана, принимая статуэтку с такой осторожностью, будто та могла рассыпаться прямо в руках. — Какая красота! Неужели это Тане? Она будет в полном восторге! Пойду поставлю на комод в нашей комнате, чтобы Леночка нечаянно не разбила.
Жена убежала в нашу спальню, но быстро вернулась.
— Свет, а это тебе, — я вручил ей не менее ценный (по крайней мере на взгляд жены) подарок — стопку журналов моды. В нашем мире они были настоящим сокровищем. Помню, когда еще жили в Серпухове, могли лишь мечтать о модной одежде. Столичным жителям было проще — можно было отовариться в «Польской моде», ГДР-овском «Лейпциге», чехословацкой «Праге» или югославском «Ядране». Эх, а двадцать первом веке уже и большинства стран таких нет, не то что универмагов.
Но самый удобный и недорогой способ красиво одеваться — шить самим, подсмотрев идеи вот в этих самых журналах мод. Женщины передавали их из рук в руки, как реликвии. Бегали с ними к портнихам советоваться. Особенно ценился польский журнал «URODA» — «Красота». Его бережно хранили годами, перелистывая до дыр в поисках вдохновения.
Светлана, не отрывая восторженного взгляда от страниц, тут же присела на мягкую банкетку в прихожей, забыв обо всем на свете. Она листала журналы с тем благоговейным трепетом, с каким в моем детстве перелистывали старые семейные альбомы. Каждое её «ох!» и «ах!» было для меня лучшей наградой после долгой разлуки.
— Скупил все, какие только попадались в газетных киосках, — сказал я, с улыбкой наблюдая за ней. — Но всё, мне пора, родная. Уйду, будешь читать в тишине и спокойствии. А, вот еще…
Я извлек из чемодана небольшой бумажный пакетик.
— А это для Лиды, — я отдал пакетик жене. — Тушь и пудра «Pollena». Должны быть хорошие. Там на дне где-то еще маленькая коробочка — духи «Быть может». Сама найдешь, ладно?
Она кивнула, на отрывая взгляда от страниц журнала. Я рассмеялся, обнял Светлану за плечи и поцеловал. Ее губы отозвались охотно, но не надолго — слишком уж жена увлеклась журналами.
Покинул квартиру с сожалением, что пора, но, вместе с тем с радостью, что угадал с подарками, порадовал близких.
— На Лубянку? — спросил Николай, когда я вернулся к нему.
— Туда, Коля, туда, — ответил ему, усаживаясь рядом. — Надо отчитаться по итогам командировки.
Пока ехали, крутил в голове идеи по поводу польских событий. Наверняка попросят изложить собственные соображения, а у меня в голове куча предположений, но никаких реальных фактов.
Цвигуна я встретил в приемной — он о чем-то беседовал с секретарем.
— А, это ты, Медведев… — Семен Кузьмич отреагировал на меня настолько безразлично, словно мы виделись пару часов назад. — Уже прибыл?
— Так точно! Разрешите доложить… — начал я, но председатель КГБ махнул рукой, останавливая.
— Ты хорошо поработал, но прежде чем отправишься отдыхать, съезди, доложи Леониду Ильичу, — приказал Цвигун. — Он интересовался твоей командировкой. Так что сейчас же отправляйся в Заречье. Леонид Ильич сегодня там работает.
Удивившись такой поспешности и тому, что Цвигун даже не захотел меня слушать, я «заглянул» в мысли генерала. Там «звучало» следующее:
«Нечего больше Медведеву в это дело нос совать, пусть своими делами занимается. Без него уже разобрались, как положено. Нет человека — нет проблемы».
Вот это уже интересно!