Я вошёл, народу внутри было немного. Тускло освещенный зал, тихая музыка. За стойкой протирала тряпкой подносы скучающая продавщица. В другом конце зала двое слегка выпивших мужчин обсуждали что-то личное, у стены парочка влюбленных допивали свое вино. На меня никто не обратил внимания.

Я выбрал понравившийся столик и сел так, чтобы видеть входную дверь и улицу через стекло. Калиский сказал — сорок минут в пути. Значит, будет около 22:30, подождать осталось пятнадцать-двадцать минут.

Заказал чай и вкуснейший польский десерт «сэрник» — по сути это чизкейк, который очень мне нравился в прошлой жизни и которым изредка баловал себя в московских кофейнях.

Чай принесли быстро, но не в чашке, а в граненом стакане с металлическим подстаканником, как в поездах. Сахар-рафинад подали отдельно, три кубика, но я не стал его добавлять. Сэрник-чизкейк оказался достаточно вкусным, но я еще не успел «нагулять» аппетит, потому не почувствовал особого наслаждения, расправляясь с ним.

Время тянулось медленно. Я несколько раз взглянул на часы, потом снова в окно. По улице проехал «Фиат» с маленьким прицепом, потом мотоцикл с коляской. Пока ничего…

Без десяти одиннадцать послышался шум сирен. По улице пронеслась со включенными проблесковыми маячками вначале пожарная, потом скорая. Причем обе машины направлялись на юг, в сторону Пясечно.

Сердце тревожно екнуло в груди. Неужели…

Паники не было, но появилось четкое ощущение, что ждать больше нельзя.

Я быстро встал, подхватил с вешалки пальто, бросил на стол мятую купюру и, не дожидаясь сдачи, поспешил на улицу.

На придорожной стоянке рядом со входом в ресторан, как и положено, дежурили два такси. Привезший меня сюда мужик уже укатил, потому подошел к другому. Водитель оказался моложе предыдущего, от силы лет тридцать, с пышными усами и большой, как у грузина, кепкой на голове.

— Едем в сторону Пясечно, — сказал я по-русски. — Просто по трассе, пока не скажу остановиться.

Он вроде бы понял. По крайней мере, согласно кивнул и завел двигатель.

Мы выехали с Мокотува, свернули на юг, на шоссе номер 121. Если сравнивать с Москвой, а тем более с 2025-м годом, машин почти не было. Никто нас не обгонял, только пару авто тянулись позади. Удивительно, но и навстречу за все время не проехало ни одной машины в сторону Варшавского центра. Хм… Дорога перекрыта?

Я снова посмотрел на часы. Было уже ровно 23:00.

Междугороднее шоссе шло прямо, без поворотов. И тут вдалеке появились знакомые отблески — красные и синие фонари мигалок.

Дорога действительно оказалась перекрыта, уже успела образоваться небольшая пробка.

Водитель притормозил.

— Coś się stało… — пробормотал он безразличным тоном. ДТП таксисту приходилось видеть уже не раз, главное, чтоб самому в них не попасть. Его интересовали только деньги, а за них он был спокоен — счетчик ведь продолжал тикать даже пока мы стоим в пробке.

Я расплатился немедленно, заставив таксиста слегка поворчать. Вышел из машины. Холодный ветер порывом ударил в лицо и принес с собой запах гари. Таксист развернулся и укатил обратно в сторону Варшавы.

Быстрым шагом я направился к месту происшествия.

Запах выжженной резины ударил в нос с двадцати метров. Освещенный фарами служебного транспорта на обочине стоял Мерседес W123. Не смятый, как при столкновении, а практически сохранивший форму, но словно бы выгоревший изнутри. Пожарные уже поработали, пламя сбили, однако дым еще валил из салона. На асфальте — только мелкая россыпь лопнувших стекол и больше ничего, даже бампер не отвалился.

Чистый прямой участок, без крутых поворотов. Ни второго автомобиля, ни придорожного столба, ни дерева рядом нет — то есть никаких столкновений не было.

— Proszę się cofnąć! — когда я сунулся поближе, молодой милиционер перекрыл мне проход рукой. Лицо возбужденное, взгляд бегает — видно, что опыта у парня пока маловато.

Я отступил к небольшой группе зевак, человек в десять-пятнадцать, столпившихся неподалеку. Один из них оказался с фотоаппаратом, но снимать не решался — на него уже смотрел другой милиционер. Женщина в цветастом платке озабоченно качала головой, зажав рот ладонью. Двое молодых мужчин шептались. Я поймал обрывки их мыслей, но ничего не понял, кроме слова wybuchło — «взорвалось».

Дым немного рассеялся, и видно стало лучше. Салон мерседеса выгорел почти полностью. На водительском месте виднелся обожженный силуэт — масса слипшихся обугленных тканей, голова смещена. На пассажирском — второе тело, выглядящее на менее ужасно.

Пожарный снял и отбросил в сторону переднюю дверь, отступил назад. Врач переглянулся с милиционером и просто покачал головой — скорой здесь было нечего делать. Теперь здесь оставалась работа только для судмедэкспертов и взрывотехников.

— Kto to był? — спросил кто-то, недавно присоединившийся к толпе зевак.

— Mówią, że minister… Kaliski… — ответили ему. — I jeszcze szwagier… mąż siostry żony.

Смысл я понял. Один спросил, имея в виду погибших, кто это был. Второй ответил, что министр Калиский и его швагер — муж сестры его жены…

Черт! Одним махом уничтожены оба важнейших для меня человека — и Калиский, и Глебов. То, что это было убийство, я не имел ни малейших сомнений. Таких случайных совпадений не бывает.

Прибыло еще два машины милиции, оцепление расширили, нас оттеснили еще дальше. Подтянулись и двое в гражданском, которые вели себя увереннее милиционеров — явно из Службы безопасности.

Один из «гражданских» приказывал милиционерам, до нас долетали обрывки его фраз:

— … zamknąć perymetr… żadnych zdjęć… spisać świadków… — «закрыть периметр, никаких фотографий, записать свидетелей».

Другой что-то записывал в блокноте, подсвечивая себе фонариком.

Понимая, что мне нежелательно попадать в списки свидетелей, решил, что пора уносить ноги. Но напоследок все-таки обратился к пожилому мужчине, который уже несколько раз объяснял другим, что здесь произошло.

— Пан видел как это произошло? — спросил я по-русски, но стараясь не усложнять.

— Jechał szybko, nagle huk, ogień… jakby coś pękło… — он ответил по польски, но женщина, стоявшая рядом, перевела:

— Ехал быстро, внезапно хлопок, огонь… как будто что-то лопнуло…

В нашу сторону уже направлялся милиционер, который, получив указания от «гражданского», сходил в машину за записной книжкой и теперь вернулся.

Я отступил назад, прячась за других людей. Может этот поступок, а может мой высокий рост привлекли внимание милиционера.

— Pan był świadkiem? — в первую очередь обратился он именно ко мне. — Proszę dokument…

Это я и сам понял, без переводчицы: «Вы были свидетелем? Прошу документы».

Ничего не оставалось, как полезть в карман за паспортом и посольской