Я кинул взгляд на новенького, который сидел через стол от нас.

Лобанов сидел, угрюмо насупившись, и молча водил ложкой в тарелке, полной супа.

— Да и фиг с ним, с этим Лобановым! — равнодушно сказал Тимошка. — Было бы о ком переживать.

И неожиданно улыбнулся: — О, фрикаделька попалась! Класс!

* * *

В четверг мы писали сочинение по русскому языку.

Выглядела наша любимица Красовская все так же замечательно. История с нападением у метро «Бабушкинская» осталась в прошлом. Ирина Петровна окончательно выздоровела. Будто и не было никакого ранения. Осталась красавица такой же худенькой, только с лица ее исчезла болезненная бледность. Кожа порозовела и снова приобрела здоровый оттенок.

Выглядела выздоровевшая «Красотка» просто замечательно! Я то и дело замечал, как влюбленный в нее Колян делает вид, что смотрит в учебник, а сам будто невзначай бросает на учительницу нежный взгляд. Да и другие ребята нет-нет, да и поворачивали головы вслед, когда Красовская ходила по рядам…

На этот раз учительница остановилась у парты новенького. И с удивлением воскликнула:

— Суворовец Лобанов!

Кирилл нехотя встал.

— В чем дело, суворовец? — снова нарушил тишину ее звонкий голос.

Лобанов молчал, уставившись в парту невидящим взглядом.

— В чем дело, суворовец Антонов? — повторила Красовская и взяла с парты тетрадь. — Где сочинение?

Новенький все так же молчал. А потом нехотя пробормотал:

— Не могу ничего написать. Ничего в голову не приходит. Настроения нет.

Красовская удивленно подняла брови. А потом спокойно сказала:

— Суворовец! Даже если у Вас что-то случилось, это не повод отлынивать от учебы. Вы же будущий офицер, Лобанов! И в жизни Вас ожидают тяготы посложнее сочинения…

— Вам то откуда знать? — выпалил вдруг Лобанов. — Не женское это дело — рассуждать о тяготах военной жизни! Без те… без Вас разберусь!

«Красотка», не ожидавшая такого хамства, от изумления открыла рот, не зная, что сказать. Воцарилась мертвая тишина. Мы с ребятами молча переглядывались. Колян, весь белый от злости, повернулся к новенькому.

Я с тревогой посмотрел на приятеля. Весь его вид говорил о том, что он за оскорбление своей любимой готов был зубы пересчитать!

А Лобанов тем временем молча вырвал тетрадку из рук учительницы и вышел из класса, громко хлопнув дверью.

Глава 18

— Офигеть! Совсем наш новенький сбрендил! — выпалил Тимошка, усаживаясь на подоконник.

— А то! Опупел этот Лобанов, как пить дать! — поддержал его Тимур.

— Я думал, «Красотка» вообще заплачет… — хмуро заметил Димка Зубов. — А она молодцом, сдержалась! Не женщина — кремень!

Мы с пацанами сгрудились в коридоре на переменке, бурно обсуждая произошедшее.

После того, как суворовец Лобанов выпалил свою тираду на уроке и удалился, хлопнув дверью так, что кое-где с косяка осыпалась краска, Ирина Петровна несколько секунд просто молчала. Только удивленно хлопала глазами. А потом, сглотнув, глубоко вздохнула, посмотрела на большие настенные часы и как ни в чем не бывало сказала:

— Ребята, до конца урока пятнадцать минут! Поторапливайтесь.

И отойдя к окну, учительница стала молча смотреть на снежные витиеватые узоры.

В классе тем временем висело мертвое, тяжелое молчание.

Парни молча переглядывались, качая головами. Каждый из них наверняка уже придумал Лобанову парочку-другую нелестных характеристик. Из всех ребят осмелился нарушить молчание только Колян Антонов. Встав, влюбленный в «Красотку» суворовец откашлялся и мягко, успокаивающе сказал, с нескрываемой нежностью глядя на нее:

— Ирина Петровна! Да не обращайте Вы внимания на этого коз… на Лобанова! Дурак он!

— Суворовец! — неожиданно дрожащим голосом произнесла Красовская. — Вы написали сочинение?

— Н-нет… — пробормотал Колян, потупившись.

— Тогда садитесь и пишите! — лаконично приказала учительница, все так же глядя в окно невидящим взглядом.

Суровая «педагогиня» сразу дала понять юному Ромео, что говорить о случившемся не намерена, и в защитниках не нуждается.

— До конца урока десять минут! — строго отчеканила она. — Советую Вам, суворовец, не терять времени зря.

Колян, насупившись, что-то расстроенно буркнул себе под нос и сел.

Фиаско, братан…

А сразу после звонка «Красотка», не поворачиваясь, все так же коротко произнесла:

— Урок окончен!

Мальчишки, стараясь двигаться бесшумно и сочувственно переглядываясь, молча вышли в коридор. А я, проходя мимо «Красотки», заметил в отражении оконного стекла лицо расстроенной учительницы со слезами на глазах. Видел это и Колян. Он от злости был уже сам не свой и, походу, думал, кого из суворовцев выбрать в качестве секунданта для дуэли…

Перед самым выходом из класса парень замялся. Хотел, наверное, остаться наедине и повторно попытаться утешить свою любимую. Но я безоговорочно вытолкал Антонова в коридор.

— Пошли, Колян! — прервал я слабые попытки возразить. — Не время сейчас! Позже поговоришь!

«Надо бы понаблюдать за этим гавриком!» — озабоченно подумал я, идя в сопровождении приятелей на третий этаж. — «А то Лобанов, чего доброго, к выпуску из училища пары-тройки зубов недосчитается! Пожалуй, с безумно влюбленного станется. Не хватало Коляну еще из училища вылететь!».

На химии, которая у нас шла за уроком русского языка и литературы, Лобанов не появился.

— В буфете, наверное, этот козел прячется! — хмуро шепнул Колян, пока химик расставлял на столе свои колбочки. — Ну ничего, я его на обеде выловлю. Сыпану ему соли в чай. Для начала. Узнает, где собака порылась!

Лобанов теперь был для него врагом номер один.

— Притормози, Антонов! — коротко ответил я приятелю, тоже шепотом.

Кажись, солью в чай тут дело не закончится. Слишком велика была обида безумного влюбленного. Будь он не советским суворовцем, а дореволюционным бравым юнкером — точняк вызвал бы Лобанова, обидевшего его даму сердца, на дуэль.

Даже думать не хочу сейчас, чем бы все это дело закончилось. Наверняка гауптвахтой. Или еще чем похуже.

— Чего? — изумился однокашник. — С чего это вдруг я должен притормаживать? Да я его…

— Притормози, говорю, Колян, с вендеттой своей! — шепнул я чуть громче и строго посмотрел на приятеля. — А то проблем потом не оберешься! Не хватало нам поножовщины в училище!

Тут нашу беседу бесцеремонно прервали.

— Где суворовец Лобанов? — сухо поинтересовался химик Арсений Маркович.

— Не могу знать! — отрапортовал я, вставая. — Суворовец Лобанов отсутствует. Больше отсутствующих нет!

До конца дня никто не смел нарушить тишину на уроках. Даже шебутные братья Белкины — и те, казалось, были