— Уф, барин, слава богу, все в порядке, — перекрестился мужик. — Умеете вы жути нагнать. Искал, как не искать? Есть у нас две девки дюже сноровистые в этом деле. Одна уже в годах, все хозяйство на ней, пока мужик ее в полях. Она вряд ли сможет в вашей мастерской рукодельничать. Зато вторая — молодая совсем, но руки у нее уже сейчас золотые. И куколок из соломы плетет, и корзинки на всю деревню делает, да и на ярмарку готовит. Вот ужо кто вам подойдет, так подойдет.

— Ну… зови тогда, — сказал я, а у самого возникло смутное подозрение, что я кажется знаю, кого он мне сейчас приведет.

— Дык, на полях она, — развел руками Еремей, — сено подсохшее с остальными бабами собирает.

— Отправь кого из ребятни, чтобы сюда бежала. И без нее соберут. Да и не только косилка у нас имеется, но и грабли конные. Ими все быстрее собрать сено получится. Как с покосом закончит Иван, так те грабли и будет цеплять. Он вроде неплохо справляется, вот и станет с этими механизмами работать.

Еремей аж расплылся в улыбке, когда я его сына похвалил. И сразу побежал мальчишек искать, чтобы за мастерицей отправить. Ждать мне пришлось аж полчаса. Я от скуки даже погарцевать попробовал, но получилось… да не получилось ничего, учиться надо. Чуть с коня не упал только. Еремей хотел мне чаю предложить, но я отказался.

Вскоре мальчуган лет семи прибежал, а вслед за ним пришла и мастерица. И когда я ее увидел, то понял, что предчувствие меня не обмануло.

— Вот, господин, Аглая — мастерица наша, — взяв молодую девку за руку, подвел он ее чуть ли не силой ко мне.

Аглая. Та самая «Глаша», которую я вчера видел у реки. Волосы темно-русые, глаза смотрят настороженно, на голову платок одет.

— Еремей говорит, ты плести умеешь. А слепить игрушку, ту же куклу, сможешь? — посмотрел я на нее.

— Из чего слепить, барин? — спросила она.

В голосе — ни подобострастия, ни приязни. А вот недовольства и настороженности — вагон.

— Из опилок, в смоле обваленных. На лесопилке сейчас такую кашицу делают, которая хорошо застывает. Но перед тем ей можно придать любую форму, как из глины.

— Не делала я сие никогда, барин. Не ведаю — получится ли, — не спешила она соглашаться.

— А ты попробуй. Если получится — переведу с полевых работ на лепку игрушек. Будешь с этого деньгу получать.

— Соглашайся, — прошипел ей в уху Еремей, — соглашайся, дуреха, чего мнешься? Барин не обидит.

Та лишь руку свою выдернула из хватки старика, да губы поджала.

— Попробую, коль велите, — ответила она мне. — Но уж не гневайтесь, если не получится у меня.

— Ты попробуй, а там посмотрим. По деньгам — не обижу. Сколько — пока сказать не могу. Сама знаешь, добрая работа больше стоит. Вот с каждой игрушки, что ты сделаешь, получишь… — тут я задумался — стоит ли давать ей «процент» или положить твердый оклад за работу? Но все же решил, что скупиться не стоит. За «оклад» она и стараться не будет, а за процент — и больше слепит и, если что-то не продастся, то и платить ей за то не нужно будет. — Десятую часть. За сколько ты своих кукол продаешь, что из соломы?

— По семь копеек, иногда по пять, — напряглась она.

Видимо не понравилось, что я узнал о таком ее приработке.

— А эти игрушки, если добро сделаешь, по двадцать и более продавать будем. Если с красками обращаться умеешь, то и краски дам. Тогда и по рублю можно будет игрушки отдавать, а то и больше. Ну как? Покажешь свое мастерство, не будешь халтурить при проверке?

— Покажу, барин, — кивнула Аглая.

— Вот и славно. Как будет материал, Еремей тебе скажет, куда подойти, — завершил я разговор.

Похожий разговор у меня состоялся в каждой деревне. И у каждого старосты нашлось не по одной мастерице. Как старых, так и тех, кто только перенимал мастерство. В итоге набралось аж восемь девушек, три женщины в возрасте и один старик, который не лепкой занимался, а вырезал по дереву. Его решил тоже взять до кучи. Все-таки как раз с деревом, пусть и в виде опилок, они и будут работать. Может, придется ему доводить ножичком их поделки, когда те застынут. Ведь дело-то новое, пока неясное, какие подводные камни могут вскрыться.

Домой я вернулся лишь к вечеру, с напрочь отбитой седлом пятой точкой. Чую, еще несколько таких поездок, и у меня на попе мозоль появится. Как и на ляжках. Те кстати уже не так болели, как в первый раз когда верхом ездил. Прогресс на лицо.

А там меня уже ждал тот же вестовой, что от Сокольцева приезжал. Я-то как обычно сначала в сторону земель Белова поехал, а после уж — к границе с графом, вот мы и разминулись. Иначе бы точно на дороге встретились.

— Господин Винокуров, — поклонился он мне, — вам письмо.

На этот раз лично в руки мне отдал послание. А в нем Алексей Иванович писал, что согласен на мои условия и ждет в любой день этой недели моего приезда.

— Завтра отправлюсь, — сказал я мужику. — Евдокия, — позвал я служанку, — размести…

— Матвей, — с готовностью представился вестовой, стоило мне сделать паузу и посмотреть на него.

— Покажи Матвею, где переночевать можно. Время позднее уже. А с утра ты покажешь мне дорогу, — это я уже снова мужику сказал.

За ужином поделился с отцом итогами моей поездки.

— Про рытье ям им сказал? — уточнил тот.

— Нет, — помотал я головой, — да и зачем впереди паровоза бежать? Вот закончится сенокос, сразу и отправим. А прямо сейчас можно и лишь пару мужиков из деревни Еремея туда послать. Иван-то рядом с поместьем пока косит, так что пока люди только возле нас высвободились.

— «Впереди паровоза», — хмыкнул папа, — интересно завернул.

Я сначала удивился такой реакции — известнейшая ведь поговорка, и лишь потом понял, что пока паровозы — диковинка. Даже в Москве и Санкт-Петербурге они в новинку всем.

Перед сном я позвал Пелагею — снова сделать мне массаж. После дневной скачки тело ломило и требовало отдыха, а девушка уже знала, как лучше всего разминать мышцы. Пусть не профессиональный массаж, но лучше чем ничего. Девушка не подвела. Мяла уже гораздо увереннее, лишь чуточку приходилось ее направлять подсказками, где нужно больше усилий приложить, а где наоборот — поменьше давить. И спину мне промяла, и