Парни показали, где живёт Димон, и я сразу направился к нему.

— Сан Саныч, за обстановку ты ещё до конца не дослушал, — остановил меня Синюгин.

— Давай, Владимирович. Глаголь.

— Ты должен знать, что вся наша возня на севере Сирии была липой. И сбитый Су-24, и осада Идлиба оказались просто отвлечением внимания. Жопа не в этих краях. Все проспали момент, когда 10 000 боевиков собралось в окрестностях Пальмиры, — махнул рукой Феликс.

От услышанного у меня слегка мурашки пробежали по коже. Древний город, колыбель цивилизации и… ближайшая крупная агломерация к нескольким месторождениям газа и нефти в руках мятежников. Хотя, пора бы уже их называть бандитами.

— Я понял. Будем работать. Вечером ещё поговорим.

Модуль Батырова был похож на полубочку, сравнимой с той, в которой жили наши командиры ещё в Афганистане. Крыша затянута маскировочной сетью, а перед входом деревянные ступеньки из бомботары.

Сама дверь открыта настежь. Как будто Димон решил помещение проветрить. Подойдя к ступенькам, я понял, что жилище уж точно нужно было проветрить. Стойкий запах перегара, кильки и сайры ощущался хорошо.

— Димо-о-о-хо-хо! — воскликнул я, войдя через открытую дверь полубочки.

Ногой я случайно зацепил пустую бутылку, которая упала и медленно закатилась под стол.

Димон лежал на кровати с открытым ртом и протяжно храпел. Да так противно, что даже мухи, летающие над консервными банками, так не напрягали. Не знаю, когда погиб Тобольский, но Батыров в запое уже пару-тройку дней точно.

— Димон, — громче сказал я.

— Не-а. Дверь закрой с той стороны. Я устал, — медленно проговорил Батыров.

То что Димон устал, было видно отчётливо. Он даже на кровати лежал не полностью. Голова и туловище на постели, а коленями он стоял на полу. Называется, не дошёл.

— Подъём. В порядок себя будешь приводить.

— Кто… что… Саша⁈ — начал брыкаться Батыров, но его хватило только на переворот головы на другой бок.

— Да, это я. Дима, подъём. Больше повторять не буду.

— Это… мне всё равно, что ты сейчас скажешь. На всё что ты скажешь, мне абсолютно по… оу! — воскликнул Димон, когда я стащил его с кровати.

Слушать его размазанную речь я не стал. Подняв с пола, быстро нагнул моего старого друга и сунул голову под кран умывальника.

— Да ты чего! Отставить макать подполковника! — возмущался Батыров, пытаясь вырваться, но я ему не давал шанса опомниться.

— Протрезвел? — спросил я.

— Конечно… тьфу-тьфу. Я же тебе сказал, что мне сейчас хреново.

— Значит, не протрезвел, — ответил я и вывел Димона из его жилья.

Он ещё брыкался, но уже свыкся с мыслью, что я с него не слезу. Особенно, пока рядом с его жилищем стояла полная бочка воды.

Для начала я осмотрелся, чтобы рядом никого не было. Всё же, не стоит подчинённым видеть заместителя командира полка в таком виде. Особенно, когда ему устраивают такую головомойку.

— А ну отпустил меня-я-йя! — взбодрился Батыров, когда я облил его из ведра.

Судя по всему, воду только набрали, поскольку она ещё не прогрелась на солнце. Но это и хорошо.

— Теперь что скажешь, «положительный пьяница»? — спросил я.

— Хорош. Больше не буду, — утёр лицо Батыров, снимая мокрую футболку и выжимая её.

— Вот-вот, — ответил я, поставив ведро рядом с бочкой.

— А почему «положительный»? — спросил Димон

— Где положили, там и лежишь. Пошли в дом. Разговаривать будем.

Димон быстро прибрался и привёл себя в порядок. Пока разговаривали, он даже побриться успел.

— Сирийцев предупреждали, что идёт концентрация сил. Не слушали, — объяснял Батыров, вытираясь полотенцем.

— Или не хотели слушать, — добавил я.

— Вполне возможно. Но это уже прерогатива высокого командования. Лично для меня сложно было осознать гибель Олега. Получается, я ж за него ходатайствал, чтоб он остался.

Перед моим отлётом в Союз Батыров мне сказал, что Олег Игоревич будет в Сирии, пока я не вернусь. Сам же Тобольский этому был рад.

— Выходит, если бы Мулин довёл дело с отправкой Олега домой до конца, он бы не погиб, — сел напротив меня Димон, опуская голову.

— Если бы, да кабы. В нашей работе «если» можно употреблять только в инструкции экипажу. И то в разделе «Особые случаи», — сказал я, встав со стула и подойдя к кровати.

Тобольский после моего отъезда жил этой самой бочке вместе с Батыровым. Димон аккуратно сложил все вещи Олега Игоревича и оставил их на его кровати. Всегда непросто осознавать, что твой сосед и боевой товарищ больше уже не придёт.

Ещё больнее гибель будут осознавать семьи погибших.

— Сань, мы ведь даже тела не можем их эвакуировать. Вертолёт упал на территории подконтрольной боевикам. Командование переговоры вести пока не собирается, а сирийцы продолжают медленно отходить к Тифору.

Естественно, что вдвоём мы с Батыровым вопрос с возвращением тел Тобольского и его лётчика-оператора не решим. Оставив Димона окончательно приходить в себя, я направился в штаб нашего смешанного полка.

На входе вновь «встретился» лицом к лицу с Олегом Игоревичем Тобольским. Его фотография и погибшего старлея были установлены на небольшом столике. Рядом некролог по каждому из них.

— Погиб при выполнении интернационального долга 14 декабря 1984 года, — тихо прочитал я последнее предложение в тексте про Тобольского.

Недалеко от меня послышались быстрые шаги. Повернув голову, я увидел спешащего ко мне ефрейтора в отглаженной форме и начищенных до блеска сапогах.

— Товарищ майор, здравия желаю, разрешите…

— Разрешаю, — не стал я дослушивать ефрейтора.

— Александр Александрович, вас уже час ждёт у себя командир полка. Я вас ходил искал в жилом городке, но не нашёл. Он там сильно ругается, — застеснялся боец.

— Ничего. Я ему всё объясню. Покажи, где его кабинет.

С ефрейтором мы направились к Бунтову. В штабе был образцовый порядок. Бетонный пол блестел и продолжал полироваться солдатами даже в эти минуты. Стены были увешаны стендами, вещающими о причинах нахождения контингента советских войск в Сирии.

Тут же и фотографии отличившихся военнослужащих, боевые листки и многое другое.

— Товарищ майор, а почему вашей нет фотографии? Я слышал, что вы лётчик от Бога?

— Ну не прямо уж от него. Что-то у меня получается лучше других, что-то как у всех. На отлично летают только птицы, товарищ ефрейтор, — подмигнул