— Ох, хорошо, — с наслаждением погрузился я в воду.

Как и предполагал, она была уже довольно теплой. В пару гребков я отошел от берега на глубину и перевернулся на спину. Покачиваясь на волнах, я вспоминал, как вот также в детстве бегал на речку с одноклассниками. Как мы играли в догонялки в воде, а потом грелись в вечерних сумерках у самодельного костра. Снова начала подкатывать тоска по утерянной жизни. Вот зачем мне это попадание? Мне и в будущем несмотря на все проблемы неплохо жилось.

Чтобы отогнать дурные мысли, я занырнул поглубже и постарался проплыть как можно дальше под водой. Получилось так, что когда я вынырнул, «мой» заливчик оказался метрах в пятидесяти выше по течению. Снесло меня знатно, пока на спине лежал, да потом и под водой не меньше пятнадцати метров проплыл.

Здесь по берегу тоже рос ивняк, хоть и не густо. А еще — я услышал чьи-то голоса. Похоже, что зря я думал, будто здесь никого нет.

Мне стало интересно, кто еще забрался столь далеко от деревни, чтобы покупаться, и почему. И стараясь не выдать своего присутствия, я двинулся к берегу, периодически ныряя в воду и выныривая лишь чтобы глотнуть воздуха. Спустя две минуты я уже был около берега. Голоса доносились из-за ивняка — то ли неизвестные еще не преодолели препятствие, чтобы добраться до воды, то ли там был еще один заливчик, только более узкий и весь поросший кустами ивы. Мне пришлось выбраться на берег, чтобы лично проверить это. И вскоре мое любопытство было вознаграждено открывшейся картиной.

Глава 14

4–5 июля 1859 года

За кустами ивы, как я и предположил, был небольшой заливчик. Даже не залив, а глубокий врезавшийся в берег овраг, шириной около пяти метров, заполненный водой с прямым выходом в реку. И вот на его берегу и расположились три крестьянки. Молодые девицы, не намного старше меня. Две уже скинули свои сарафаны и нагишом плавали в воде. Только головы над водой торчат, а об отсутствии нижнего белья можно догадаться, когда-то она, то другая ныряли в воду, пытаясь достать до дна. Их попки в этот момент как поплавки показывались над поверхностью, будоража мое воображение. Третья сидела на берегу и что-то плела из собранных тонких ивовых прутьев.

— Глаша, да бросай ты это дело, потом закончишь! — весело крикнула ей одна из плескавшихся девиц.

Светловолосая, худенькая с веснушками на лице.

— Да, Глаш, никуда от тебя твоя корзинка не денется. Выходной же! — повторила за светловолосой вторая пловчиха.

Эта была покрупнее. Гораздо — по объему так две таких, как светловолосая в нее войдет. Но жира при этом в ней не было, просто кость широкая, да сама по себе она крупная. Шатенка, с носом — картошкой.

— Мне немного осталось, — отвечала Глаша. — Да и сами знаете, мне приданое собирать надо.

— Ой, хватит уже хвалиться, что к тебе Пронька посватался! — скривила носик светловолосая.

— И ничего я не хвалюсь, — возмутилась Глаша. — Но ведь и правда — надо приданое собирать. А вдруг, откажется? Это тебе легко, Аленка, тебя пока никто не звал, — отвечала девушка светловолосой.

— Скучная ты, — нахмурилась Аленка. — И тебе батька приданое должен собирать, а не ты сама.

— А то ты моего отца не знаешь, — нахмурилась Глаша.

— Ну и кукуй на берегу! — надулась Аленка.

— Ничего, — утешила ее «широкая» подруга, — и нас позовут. Таких женихов получим, что Глаша обзавидуется!

— Неча мне завидовать вам, — фыркнула девица, откладывая плетение и скидывая сарафан.

Я аж дыхание затаил — у Глаши под ним тоже ничего не оказалось, а фигурка была на загляденье. Лишь худоба немного ее портила.

— Вот сейчас я тебя догоню, Дашка, и покажу, как мне такие гадости говорить! — с азартом сказала Глаша и кинулась в воду.

Девицы весело завизжали и принялись убегать от подруги. Мне бы или выйти, да показаться им на глаза. А лучше — и вовсе уйти по-тихому. Некрасиво как-то вот так подглядывать. Но молодое тело словно отключило робкий голос разума, и я остался на месте. С каждым днем мне все тяжелее и тяжелее сдержать свою похоть. Ей богу, хоть сам себя ублажай или Пелагею все же в койку заваливай. Пока это вышло мне боком только с платьем для моей служанки, но как дальше пойдет — сам не знаю. Вот только все мысли сдуло как ветром от открывшегося притягательного зрелища. Я чувствовал себя в этот момент не взрослым парнем, каким был в прошлой жизни, а обычным подростком.

Внезапно перед глазами встала картина, как я-Роман подглядываю в щелку со своим другом за какой-то женщиной. Приходит понимание — это уборщица в классах. Приходила в училище по найму пыль вытирать, да полы мыть. А тут мы застали ее, когда она на карачках туалет мыла. Платье у нее задралось, обнажая широкую голую жопу.

Видение схлынуло также внезапно, как и накатило. А я-то думал, что память Романа уже все мне выдала и больше «флешбеков» не будет. Но вид красивых голых девушек вызвал ассоциативную цепочку, которая подняла яркое воспоминание предыдущего владельца тела. Кстати, относительно недавнее — в этом году к концу учебы Роман стал на женщин и девиц активно заглядываться.

И после этого видения я смог взять себя в руки и перестал идти на поводу своего тела. Аккуратно, чтобы не привлечь внимание отдыхающих девиц, я покинул свое «убежище» и вновь окунулся в воду. А там стал активнее работать руками, чтобы нагрузкой на тело сбить остатки возбуждения. Что и получилось спустя пять минут. На берег около оставленной одежды я выполз изрядно уставший, но довольный.

Анализируя произошедшее, мне открылась не самая приятная картина. Получается, я не полностью контролирую собственное тело, хотя и думал, что это не так. Простые инстинкты все еще могут накрыть меня, отключая разум. И самое неприятное — они гораздо сильнее, чем в моей прошлой жизни. То ли я просто забыл свою подростковую юность, хотя вроде и не слишком давно