– Так ты ему не рассказывала? – с притворным удивлением спросил Сеной. – Он не знает своего происхождения. Что же ты за мать?

– Он произошел от меня! Его отец мертв.

– Это ведь не совсем так, верно, Лилит?

– Он бросил тебя! – заверещал Самангелоф. – Променял на предложение получше. Это было нетрудно.

– Мой отец жив? – с мольбой спросил Асмодей. – Где он?

Малакбел выскочил перед ангелами, подпрыгнул, стараясь зацепить когтями Сеноя, и разорвал полы его пышного одеяния. Сеной слабо попытался пнуть леопарда и взлетел повыше.

– Он не жив. И он не умер, – вздохнула я. – Он обитает между мирами и не может уйти.

– Все он может, – оскалил зубы Самангелоф, – как и мы каждый день покидаем небесные чертоги. Просто он не хочет.

Я знала, что они стремились посеять раздор между нами, но все равно внутри у меня все вскипело. Именно этого я всегда и боялась. Самаэль мог обмануть Эрешкигаль и убежать. Он должен был растить Асмодея вместе со мной. Просто не захотел.

Занятая ангелами, я вскоре обнаружила, что настоящая опасность находится у меня за спиной: Иафет и Сим вывалились из кустов с натянутыми ясеневыми луками.

– Элишева! – воскликнул Сим, еле отведя от ангелов расширившиеся от благоговения глаза. – Идем, дочка. Ты не виновата. Демоны тебя охмурили. Тебя все простят.

– Я не прощу! – заорал Иафет. – Она прелюбодейка! Шлюха!

Асмодей заслонил ее.

– Я взял Элишеву против ее воли. Зачал ребенка от нее, хотя она была против. Оставь ее в покое и сохрани жизнь младенцу. Я пойду с вами.

– Возомнил себя героем! – рассмеялся Сеной.

– Решил, что может ставить условия, – хихикнул Сансеной.

Иафет направил лук в живот Элишеве и прищурился. Пальцы, натягивавшие тетиву, дрогнули. Сим бросился к брату и оттолкнул лук в тот самый момент, когда Иафет пустил стрелу. Она летела медленно, в нарушение законов природы, вопреки силе тяжести, наперекор моей любви. Она описала идеальную дугу, поднявшись выше голов ангелов и зацепив по пути оперением идеальный оранжевый лист, изящно слетевший на землю. Там, на пике своего полета, стрела, казалось, зависла, на время оставив открытыми все возможности. А потом нырнула вниз с головокружительной стремительностью и вонзилась в грудь моего сына.

Он осел на землю. Темная кровь залила тунику. Я выкрикнула его имя, целовала его любимое лицо, оспинку на лбу, шрам на подбородке. И даже не обернулась, когда Малакбел бросился на Иафета. Я наслаждалась криками Ноева сына, хрустом его глотки, звуком хлещущей из него крови; радовалась его вспоротому животу и разбросанным на виду у всех внутренностям.

Элишева опустилась на колени и зарыдала. Ангелы безучастно смотрели на трагедию, причиной которой стали. Наама по-прежнему сидела на плече Асмодея, тихонько тыкаясь клювом ему в щеку.

Словно из ниоткуда, из лесной тени выскочила Норея, как в ночь рождения мальчика. Она разорвала на нем одежду, извлекла наконечник стрелы и заполнила рану целебной мазью. Аромат меда и тысячелистника заглушил ужасный запах крови. Яркая зелень прикрыла темное пятно, расплывавшееся по груди Асмодея. Норея разожгла костер, отгоняя дым в сторону раненого, чтобы он вдыхал этот дым.

«Живи, мой мальчик! Живи!» – молилась я каждой жилкой своего тела.

Но я знала, что его не спасти. Знала с самого рождения сына, ждала этого. Вслушивалась в его дыхание по ночам, всматривалась в каждый пучок водорослей, стремящийся опутать его ноги в реке.

Вся скорбь Самбет, Нахалафы и Арадки по умершим младенцам меркла по сравнению с моим горем. Им предстояло воссоединиться со своими детьми в Шеоле, чего я была лишена навеки. Я потеряла сына полностью и навсегда.

Наама поняла, что хозяин мертв, и взмыла над темными ветвями в бескрайнее звездное небо.

Я пнула труп Иафета, попрала его окровавленное, расцарапанное лицо ногой. Как же я жалела в тот миг о долгих ночах на ковчеге, когда стояла над ним, спящим рядом с Арадкой! Как же я жалела, что не убила Иафета, когда у меня была такая возможность!

Всех надо спасти

Я похоронила сына в лесу.

Норея положила ладонь на мое дрожащее плечо.

– Идем с нами. Теперь все будет по-другому. У тебя появится внук, о котором ты сможешь заботиться.

Сим утешал скорбящую дочь. Он слушался Норею, подчинялся ей. Но я не могла вернуться в деревню. Я не смогла бы жить в хижине, где Асмодей сделал первые шаги, спать в постели, которую мы делили, пока он был милым непоседливым младенцем, сидеть у очага, где он забавлялся деревянными игрушками у моих ног. Я не могла бы смотреть, как растет собственное дитя Асмодея. Я уже поступила так однажды: пожертвовала всем, чтобы вырастить сына, но забыла о себе и о своей задаче. Я не могла поступить так снова.

– Пророк придет, – произнесла Норея. – Ты должна подготовиться.

Я шмыгнула носом, глядя себе под ноги.

– Как я узнаю его?

– Не его, – рассмеялась она.

Мне было не до ее загадок.

– Не говори ерунды, Норея.

– Пророк – женщина! – Глаза у жены Ноя блеснули. – Я видела ее в дыму благовоний. Чувствовала ее силу и ярость. Вот кого тебе нужно найти.

– Как я ее узнаю?

Норея провела пальцем по коже под моей ключицей.

– Она носит здесь знак богини. Змею, представь себе!

– Так где же мне найти пророчицу?

– Ох, Лилит, – вздохнула женщина в ответ. – Все такая же нетерпеливая. Но у тебя еще довольно времени.

Она обняла меня и ушла. Сим тоже, а с ним – Элишева и мой внук, растущий у нее во чреве.

* * *

Три ночи я не отходила от места упокоения сына. Днем и ночью сидела над могилой Асмодея бок о бок с верным Малакбелом.

Я плакала и молилась. Когда-то я советовала Арадке не ждать, что ее услышат, но сейчас надеялась, что Ашера еще обладает хоть какой-то силой – где-нибудь и как-нибудь. Как и все другие матери на могилах, я молила о возвращении сына. О том, чтобы сейчас, один-единственный раз человек мог обмануть смерть. Если же Асмодея нельзя вернуть, пусть хотя бы избежит мук Шеола, пусть с миром покоится в земле. Мне невыносима была мысль о том, что мое дитя, воплощение жизни и радости, превратится в скорбного духа. Только не в подземном мире. Только не без меня.

Молясь, я подумала: а где же Яхве? Я не слышала Его голоса с тех пор, как покинула Эдем, хотя прожила среди горстки Его избранников целых семнадцать лет. Все