Во-первых, мешали ещё не зажившие переломы.

А во-вторых, он по-прежнему не знал, где находится, — в комнате имелось только одно небольшое зарешёченное окошко под самым потолком, в котором виднелся лишь клочок неба да верхушка какого-то дерева — вроде бы клёна — с уже начавшими желтеть листьями.

В-третьих, не было одежды и обуви, а бежать в нижнем белье и босиком в начале осени — идея не из самых блистательных.

Приносила еду, тазик для умывания и меняла Максиму утку молодая немка по имени Марта. Плоское лицо, маленькие болотного цвета глаза с редкими ресницами, бесформенная грудь, короткие ноги и слишком широкие бёдра.

Красивыми у неё были только волосы, чьи густые, золотистые локоны выбивались из-под белой накрахмаленной шапочки.

Этим фактом Максим и воспользоваться в первую же минуту их знакомства, когда в комнату к нему вошла некрасивая девушка в серой униформе и белом переднике с подносом в руках.

На блузке под горлом виднелась белая круглая застёжка с красным крестом.

— Кто это, как считаешь? — мысленно обратился Максим к КИРу.

— Вероятно, Красный Крест, — ответил Корабельный Искусственный Разум, чья память была набита разнообразнейшими сведениями. — Немка. Немецкие санитарки чаще всего нанимались на фронт через Красный Крест. Серая блузка с длинными рукавами, юбка до пола, пелерина, шапочка, характерная заколка под горлом. Красный Крест, — повторил он уверенно.

Девушка поставила поднос на прикроватную тумбочку.

— Какие у вас волосы! — с искренним восхищением воскликнул Максим по-немецки. — Чистое золото!

Санитарка покраснела, выпрямилась, машинально поправила золотистый локон.

— И пахнете вы хорошо, — добавил он и улыбнулся. — Люблю, когда от девушки хорошо пахнет.

От неё и впрямь хорошо пахло. Чистое тело и мыло с ароматом ромашки.

— Как вас зовут? — продолжил он атаку.

— Марта, — едва слышно ответила она. — Не нужно. Мне запрещено с вами разговаривать.

— А мы тихонько, — он снова улыбнулся. — Никто не услышит, и мы никому не скажем.

Когда-то Максим с большим удовольствием посмотрел старый телевизионный фильм, созданный ещё в первом Советском Союзе, «Место встречи изменить нельзя». Там актёр Владимир Высоцкий в роли старшего оперуполномоченного Глеба Жеглова объясняет Володе Шарапову знаменитые шесть правил Глеба Жеглова, благодаря которым можно разговорить любого свидетеля.

«Правило первое. Разговаривая с людьми, всегда улыбайся. Люди это любят».

«Правило второе — будь к человеку внимательным, и старайся подвинуть к разговору о нем самом»

«Третье правило: найди тему, которая ему интересна».

«Правило четвертое — проявляй к человеку искренний интерес. Вникни в него, разузнай, чем он живет».

В фильме Жеглов уснул на четвёртом правиле, но Максиму хватило и этого. Он сразу понял, что правила эти универсальны и запомнил их на всю жизнь. Они не раз выручали его при общении с самыми разными людьми. Помогли и сейчас.

— Присядьте, Марта, — попросил он. — Всего на одну минутку. Окажите милость раненому. Вы же Красный Крест, правильно?

— Да.

— А сёстры милосердия Красного Креста, насколько я знаю, должны проявлять милосердие ко всем страждущим.

— Ну, хорошо, — сказала она, оглянувшись на дверь. — На одну минутку.

За эту минутку Максим узнал, что родом она из Лейпцига, у неё есть младшая сестра, а сама Марта любит поэзию и детей.

— Да вы идеальная жена, Марта, — искренне сказал Максим. — Кому-то очень сильно повезёт.

Марта опять покраснела (краснела она легко и быстро), снова оглянулась на дверь и ушла, предварительно заменив Максиму утку.

К вечеру они уже были почти друзьями, а на следующий день, в обед, Максим обратился к ней с просьбой.

— Скоро меня увезут отсюда, — сообщил он.

— Да, я слышала, что самолёт завтра… Ой, — она зажала ладошкой рот. — Я вам этого не говорила.

— Конечно, нет, — успокоил он её. — Не волнуйтесь, Марта. Никто не узнает о наших отношениях. Обещаю. Но мы расстанемся, может быть, навсегда. Это грустно. Я буду очень скучать.

— Я тоже, — едва слышно шепнула Марта и покраснела.

— Вы не могли бы подарить мне что-нибудь на память? — попросил он со всей возможной нежностью в голосе. — Какой-нибудь пустяк… О! Заколку для волос. У вас же есть заколка?

— Да, — немного удивлённо подтвердила она. — Зачем она вам?

— Ну как же. Я её спрячу, а в трудные минуты буду доставать, смотреть на неё и вспоминать ваши чудесные золотые волосы, ваш голос, и всю вас. Это…это меня утешит и даже, может быть, поможет выжить. Выжить, чтобы когда-нибудь снова встретиться с вами. Ведь война когда-нибудь кончится…

Надо ли говорить, что заколку он получил? А вместе с ней короткий, но страстный поцелуй в губы, которым одарила его, тоскующая по настоящей большой любви, немецкая девушка Марта. Ну и что, что некрасивая. И некрасивым, бывает, выпадает счастье. Хотя бы кусочек.

— Не стыдно? — осведомился КИР, когда за Мартой закрылась дверь. — Обнадёжил бедную девушку.

— Не стыдно. Мне нужна была заколка, и я её добыл. И вообще, нравственная оценка моих действий не входит в твои обязанности. Помоги лучше открыть замок на этих долбанных оковах.

— Да там помогать нечего, просто всё должно быть. Загни конец у заколки и попробуй нащупать защёлку или пружину. Если защёлка — приподнять. Если пружина — отжать.

Совет оказался дельным. Вскоре Максим спокойно открывал свои ножные кандалы за одну секунду. Теперь оставалось спрятать ценный инструмент и ждать.

За ним пришли на третий день утром.

Штандартенфюрер Пауль Кифер собственной персоной, уже знакомый доктор и двое солдат. Один обычный стрелок, второй в чине ефрейтора. Стрелок с винтовкой за плечами, ефрейтор с MP-40 на груди.

Доктор открыл ножные кандалы Максима ключом и передал их вместе с ключом ефрейтору.

— Ведите, — приказал Пауль Кифер. — Быстро ходить он не может, рёбра сломаны, но до самолёта, уверен, доковыляет. В самолёте не забудьте снова приковать. Это приказ.

— Слушаюсь, герр штандартенфюрер, — щёлкнул каблуками ефрейтор. — Не беспокойтесь, никуда он от нас не денется.

— Головой отвечаете, — предупредил Кифер и обратился к Максиму. — Вставайте.

— Меня что же, так и поведут? — спросил Максим, успевший спрятать заколку-отмычку под бинты. — В одних кальсонах и нижней рубахе? Дайте хоть ботинки какие-нибудь.

— Тапочки, — сказал Кифер. — Всё, что могу предложить. Ещё, так и быть, можете взять одеяло.