Говорили по-немецки.

Над ним склонились двое в халатах поверх военной формы. Эсэсовской и обычной офицерской полевой формы вермахта.

— Вы меня слышите? — осведомился эсэсовец. Было ему на вид около пятидесяти. Седоватые редкие коротко стриженые волосы. Чуть одутловатое лицо. Мясистый нос. Светло-голубые водянистые глаза. Идеально выбритые щёки и подбородок. Усики, за которыми, сразу видно, хозяин тщательно ухаживает. Хороший одеколон.

— Меня зовут Пауль Кифер, — сказал эсэсовец громко. — Штандартенфюрер Пауль Кифер. Шеф военной полиции шестой армии вермахта, если это вам о чём-то говорит.

Говорит, говорит, подумал Максим. Мог бы тебе рассказать, что случится с твоей шестой армией под Сталинградом, но не стану. Пусть будет сюрпризом.

— Не кричите так, оберст, — поморщился Максим. — Голова сильно болит. И тошнит. Вероятно, у меня сотрясение мозга. Это так, доктор? — он перевёл взгляд на второго немца- ещё не старого, с худым уставшим лицом.

— Верно, — ответил тот. — Вы медик?

— Нет, но симптомы мне известны.

— Я не оберст, — сказал Кифер. — Моё звание — штандартенфюрер.

— Это слишком длинное слово для моей больной головы.

— Тогда просто шеф.

— Уговорили, буду звать вас герр Кифер. Устроит?

— Вполне. Откуда вы так хорошо знаете немецкий язык?

— Учителя в школе были хорошие.

— Диверсионной школе?

— Обычной советской школе.

— Простите, не поверю.

— Ваше право.

— Вы — русский диверсант. Документов при вас мы не нашли, но я знаю совершенно точно, что… — он прервался, пододвинул к кровати стул, уселся, кивнул доктору. — Можете идти, доктор. Я позову, если будет нужно.

Доктор коротко кивнул, ещё раз окинул Максима внимательным взглядом и вышел.

— Не боитесь остаться наедине с русским диверсантом? — насмешливо осведомился Максим.

— У вас сломана левая рука, ключица и три ребра, — сказал Кифер.- Ваши ноги прикованы к кровати и, поверьте, эти оковы не снять и не порвать. Даже вам. Так что я вполне спокоен. Кроме того, у меня под рукой мой верный люгер, — он похлопал себя по животу, — которым я, смею вас уверить, владею очень хорошо. Дёрнетесь — получите пулю в ногу. Или даже две. Я внятно объясняю?

— Вполне.

— Замечательно. Итак, я буду спрашивать, а вы отвечать. И не лгите. Мне не хотелось бы выбивать из вас правду. Мы в гестапо умеем это делать очень хорошо.

— Наслышан, — сказал Максим. — Договорились. Только правда. Спрашивайте.

— Ваше имя?

— Максим Седых.

— Звание?

— Старший лейтенант советской армии.

— Род войск?

— Пехота.

— Специализация?

— Фронтовой разведчик.

— Так я и думал. Ваше задание?

— Моим заданием было испытание нуль-звездолёта. Прыжок за орбитой Юпитера на двадцать астрономических единиц и возвращение на Землю. Но что-то пошло не так, и я оказался в другом времени. Вашем времени.

Кифер рассмеялся. Он смеялся долго, со вкусом. Отсмеявшись, вытащил портсигар, достал сигарету, предложил раскрытый портсигар Максиму:

— Курите.

— Спасибо, не курю. Хотя уже подумываю начать. У вас тут все курят, просто деваться некуда от табачного дыма.

— Советую, — сказал штандартенфюрер. — Хорошо успокаивает нервы. И думать легче. Так значит, вы из будущего?

— Ага, — подтвердил Максим. — Оттуда. Две тысячи девяносто пятый год, если вам интересно.

— Занятно. И как там, в будущем?

— У нас всё хорошо. Советский Союз процветает. А вот у вас, немцев, дела плохи.

— Что так?

— Нация вымирает. Эту войну вы проиграли с разгромным счётом. А затем… Слишком много эмигрантов с чуждой верой и культурой. Слишком мало знаменитой некогда железной немецкой воли. Размякли. Промышленность, извините, просрали в угоду продажным и безответственным политиканам и финансистам, обожающим делать деньги из воздуха. Плюс дали волю всяким лесбиянкам, педерастам и прочим извращенцам. Какая уж тут нация.

Какое-то время штандартенфюрер молча курил, рассматривая Максима. Левый его глаз был слегка прищурен от сигаретного дыма.

Потом он наклонился вперёд и сильно ткнул Максима кулаком точно в поломанные рёбра.

Максим был к этому готов, но всё равно скрипнул зубами.

Ах ты ж, сука, подумал он.

— Я же предупреждал. Только правда. Если бы мне нужны были фантастические истории или сказки, я взял бы книжку. Но мне они не нужны. Ни в каком виде. Последнее предупреждение. Или вы говорите правду, или мы начнём допрос по-другому. Вы даже не представляете, насколько по-другому.

Максим дёрнул головой, уставился в пространство перед собой и деревянным голосом произнёс:

— Моё имя — Николай Свят. Николай Иванович Свят. Младший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии. Лётчик-истребитель. Двести пятьдесят четвёртый истребительный полк в составе тридцать шестой истребительной авиадивизии ПВО. Был сбит в воздушном бою тринадцатого августа сего года в районе села Лугины Житомирской области. Самолёт упал в лес, но я остался жив и даже относительно здоров. Выбрался из самолёта, нашёл партизан и стал воевать. Всё.

— Какой самолёт?

— И-16. «Крыса», как вы его зовёте.

— В докладе поисковой группы сказано, что русский лётчик был ранен — в кабине нашли следы крови. Как вам, раненому, удалось выбраться из самолёта, а потом найти партизан?

— Да, я был ранен. В ногу. Правую. Но кость осталась цела, рану я зашил самостоятельно, перевязал, как положено. Со временем всё зажило. Можете посмотреть, шрам остался. Там, на бедре, — Максим откинул одеяло.

На ноге действительно имелся шрам — след от британской пули, которая едва не нашлаего в том бою с «томми» в районе Кушки почти три года назад. Можно было зарастить, но Максим оставил. Как знак доблести. Опять же, девчонкам нравилось. В определённый момент.

Штандартенфюрер бросил взгляд на ногу.

— Доктор! — позвал он громко.

Вошёл доктор.

— Как давно мог быть получен этот шрам, — он показал на ногу Максима.

Доктор обошёл кровать, пододвинул к себе ещё один стул, уселся, ощупал бедро Максима.

— По меньшей мере, год назад, — ответил он. — Возможно, больше.

— Сегодня у нас первое сентября, понедельник, — сообщил Кифер.

Спасибо, подумал Максим, хоть буду знать, какое число.

— Вас ранило по вашим же словам тринадцатого августа. Чуть больше двух недель назад. Но шрам старый. Как вы это объясните?

— Доктор просто не в курсе, — сказал Максим. — На мне всё очень быстро заживает. Как на собаке. Повышенная от природы регенерация тканей. Так бывает.