Максим, старательно имитируя однорукость и морщась от якобы боли в поломанных рёбрах, неловко накинул на плечи коричневое одеяло со своей кровати. Сунул ноги в матерчатые тапочки с тонкой подошвой.

— Побриться мне, как я понимаю, не дадут? — осведомился он, проведя рукой по трёхдневной щетине.

Кифер на секунду задумался.

— Нет, — покачал головой. — Не дадут. Хотя, конечно, непорядок, но времени нет.

Под конвоем Максима вывели на воздух. У крыльца ждал грузовой армейский «опель» с открытым кузовом. Максим оглянулся на двухэтажное здание, из полуподвала которого его только что вывели. В окне второго этажа увидел Марту. Немка прижалась лицом к окну и подняла руку, прощаясь с ним.

Максим едва заметно кивнул.

— Пошёл! — ефрейтор пихнул его в спину.

Максим неловко залез в кузов. Рядом уселись оба конвоира. Кифер сел в кабину, машина тронулась.

Пока ехали, Максим с интересом оглядывался по сторонам. Машина ехала по явно городским мощёным улицам — среди обычных белёных украинских хат справа и слева то и дело попадались двух и даже трёхэтажные кирпичные дома. Скоро хаты исчезли совсем, и пошли сплошь городские дома.

Вот улица перешла в площадь, слева мелькнуло характерное одноэтажное здание с надписью вверху: «Житомир».

Вокзал, подумал Максим.

Машина направлялась почти точно на юг, переехала по мосту через речку Тетерев и устремилась дальше. Город закончился, пошли поля.

Было не холодно и не жарко. Дыхание осени уже чувствовалось вовсю, но крупные синие прогалины на небе между облаками обещали хорошую погоду.

— Нас везут на аэродром? — обратился Максим к КИРу.

— Судя по всему, да, — откликнулся тот. — Военный аэродром. В наше время он называется Озёрное, а сейчас Скоморохи. Построен в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Пока наши не отобьют Житомир обратно, а случится это тридцать первого декабря сорок третьего года, аэродром будет использоваться Люфтваффе.

— Спасибо.

— Не за что. Обращайся.

На аэродроме «опель» сразу же подъехал к ожидающему в начале взлётной полосы трёхмоторному самолёту с прямоугольными пассажирскими окнами и большим чёрно-белым крестом на тёмно-зелёном фюзеляже.

— Знаменитый немецкий Ju.52, — ответил КИР на вопрос Максима. — Его ещё называли «Тётушка Ю». Точнее, называют, раз уж мы в этом времени. Один их первых многоцелевых самолётов в мире. Он и транспортник, и пассажирский самолёт, и бомбардировщик, и даже минный тральщик. Удачная машина. Правда, медленная. Крейсерская скорость порядка двухсот пятидесяти километров в час.

— Сойдёт. Меня больше интересует дальность полёта.

— От тысячи до тысячи трёхсот километров. В зависимости от нагрузки.

— Нормально. Линия фронта далеко от Житомира сейчас?

— Точно не скажу. От Житомира до Киева по прямой сто тридцать три километра, а Киев немцы пока не взяли. Но я бы не советовал туда лететь, если ты собрался захватить самолёт. Через неделю Гудериан завершит разгром сороковой армии Кузьмы Подласа, а в ночь на девятнадцатое сентября немцы возьмут Киев. В котле окажется полмиллиона советских солдат… Полный разгром. Оно нам надо?

— Надо, — ответил Максим. — В Германию я точно не хочу. Убьют меня там. Или законопатят так, что не вырваться.

— А на фронте не убьют? И меня вместе с тобой, кстати. Потому что без тебя мне не выжить.

— Не ссы, прорвёмся.

Пока разговаривали, выгрузились из кузова, и Максима отконвоировали в самолёт. Там усадили на откидную скамью и приковали к металлической опоре снизу.

Через пять минут послышался шум моторов.

Легковые, определил Максим. Две машины.

Хлопнули дверцы. Голоса. Шаги.

Пригнувшись, в самолёт вошли трое немецких офицеров. Оберст и два майора. Все трое с туго набитыми портфелями. Вслед за ними поднялся штандартенфюрер Пауль Кифер.

Оберст мазнул по Максиму неприязненным взглядом, обернулся к Киферу.

— Не понимаю, штандартенфюрер, — проговорил скучным голосом. — Неужели этого русского нельзя отправить в Германию как-то иначе? Поездом, например. Терпеть всю дорогу его вонь — это, знаете ли, слишком.

— Ничего не могу поделать, господин оберст, — Максиму показалось, что в голосе Кифера прозвучала хорошо скрытая насмешка. — Приказ самого Генриха Мюллера [1] Надеюсь, вы не станете оспаривать распоряжение группенфюрера?

— Разумеется, нет, — буркнул оберст и демонстративно уселся на скамью подальше от Максима. — Честь имею, господин штандартенфюрер.

— Счастливого полёта, — Кифер бросил последний взгляд на Максима, словно убеждаясь в том, что тот никуда не делся, и вышел.

Кто-то из экипажа самолёта убрал трап и захлопнул дверь. Загрохотали, набирая обороты, моторы.Самолёт тронулся с места. Сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее побежал по взлётной полосе и, наконец, поднялся в воздух.

Максим подождал, пока Ю-52 набрал высоту (не более полутора километров по его прикидкам) и покосился на своих конвоиров. Стрелок справа и ефрейтор слева уже клевали носами Нет такого солдата, который упустит свободную минуту, чтобы поспать, подумал Максим.

Что ж, приступим.

Он перешёл в сверхрежим и сразу же погасил шумовые сигналы, чтобы не оглохнуть от рёва двигателей.

Достать заколку-отмычку и освободиться от оков — меньше секунды.

Ефрейтор слева даже глаза открыть не успел, как получил удар по горлу ребром ладони. После чего-то ли всхлипнул, то ли всхрапнул и повалился на скамью.

Автомат уже был в руках Максима.

Хорошо, что гипс на левой руке не закрывает пальцы, подумал он. Отвёл назад затвор и влепил короткую очередь из трёх патронов в грудь стрелку, который открыл глаза, почуяв неладное, и пытался вскочить с винтовкой в руках.

Стрелок рухнул на пол. Тело дёрнулось пару раз и затихло.

Мёртв.

Меньше трёх секунд на всё про всё.

Теперь офицеры.

Один, молодой подтянутый майор, ростом и статью напоминающий самого Максима, отставил в сторону портфель и уже был на ногах. Но пистолет из кобуры вытащить не успевал. Никак.

Максим нажал на спусковой крючок.

Он не боялся пробить насквозь обшивку «юнкерса». В-первых, высота относительно небольшая. А во-вторых, стрелял он точно.

Четыре пули швырнули майора на пол. Максим знал, что тот уже мёртв и навёл автомат на оставшихся двоих — оберста и второго майора.

Те, словно по команде, подняли руки.

Максим шагнул к ним, молча избавил от оружия, швырнув пистолеты в хвостовую часть самолёта, и ловко приковал левую ногу оберста к правой ноге майора.

— Сидите смирно, — приказал так, чтобы его услышали. — Тогда, может быть, останетесь живы.

После чего подобрал винтовку стрелка, забросил её за спину и шагнул к дверям, ведущим в кабину пилота.