Ломоносов — вот ещё в ламинарии йод откроет, и тогда тоже можно будет уже отбивать свои вложения. Хотя кого я обманываю? На мои планы денег не хватит даже если я золото начну из свинца делать. В России, кстати, и золота своего нет. Точнее есть, но пока его ещё не распознали среди меди.

Тоже важный проект. Стратегической важности. Я представляю примерно где золото и алмазы. Нужно искать. Пусть Берг-коллегия пошлёт по медным рудникам златознатцев. Будут у Матушки деньги и мне перепадёт на мои изобретения.

Тётушка не обидит. Вот даже слушает меня как врача. Тем заметно Лестока сердит. Но хоть полнеть перестала. Может больше нашей истории хоть на годик поправит, мне б с науками разобраться, а не играть во властные интриги. Хотя придется. Придется ради этого от настоящих дел отрываться.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. МИЛЛИОННАЯ УЛИЦА. ОСОБНЯК ЛЕСТОКА. 09 апреля 1743 года.

Иоганн Герман Лесток в очередной раз с удивлением читал запросы, переданные ему из окормляемой им Медицинской канцелярии, точнее из Императорской Главной аптеки. Потребности цесаревича с каждым месяцем возрастали. И арихиятор Лесток не мог понять: зачем это всё юному Петру Фёдоровичу?

Вот, например, «хинин — десять фунтов». Кого юный коллега от малярии собрался лечить? Мошек и комаров, конечно, в Санкт-Петербурге много. Угораздило деда Цесаревича строить город на болотах… Великий был человек! Но, малярии-то тут точно нет. И не было. Она тепло любит. Или это Петруша для обеспечения Антарктической экспедиции старается? Адмирал Мишуков вон как с ней носится, точнее с тем, как бы на кого другого её спихнуть. Даже Лопухина привлёк кригс-комиссаром. Зря конечно. Но, может что-то и выгорит от старого бездельника. Есть тут пара мыслей.

Ладно, с хинином разобрались. Опий. С этим тоже понятно. Но, зачем триста бочек квашенной архангельской морской капусты? Всё же чудит Цесаревич. От безделья мается.

Тётка племянником пока довольна. Но, зачем он в медицинские дела полез? Три курса в Киле у сопляка и никакой практики. Почти. Это он и сам понимает и Блюментростов подтягивает. Но он на тётку плохо влияет. Елисавета Петровна в этом году ещё не одного кровопускания не делала. А это арихиятора Лестока, верные две тысячи рублей за процедуру. Зато Лиза гимнастикой какой-то по настоянию Наследника своего занялась, перестала после полуночи кушать. Совсем голштинец тётку с ума собьёт. Лучше бы она его на маневры отпускала. А то у него больше в почёте балет. Ну, там дело понятное. Молодое. Надо тоже как-то в том направлении Петру Фёдоровичу подсобить. Есть неплохие в немецкой слободе кандидатки. Перспективные в части голову вскружить Цесаревичу.

Тут же что важно, Петр — это тот камень, который ему, Лестоку, не сдвинуть. Единственный Наследник Трона. Хоть за Иоанном Антоновичем, хоть за Елисаветой Петровной. Чур-чур такие мысли! Потомок французских гугенотов де л’Эсток давно уже стал Иваном Ивановичем и сам видел, как легко России можно слететь на плаху с самой вершины власти. Сам недавно так Остермана с Минихом скидывал. Потому, мыслить надо осторожно, а делать умно и быстро.

«Что ж подсобим „мальчишке“. Граф д’Алион просил подумать о невесте для Наследника? Чтобы к Франции его расположила. Мне тоже бестужевская протеже Мария Саксонская и Польская не нужна. А руку своей принцессы Анны Генриетты Париж брезгует России предложить. Католики. Да и Елисавета Петровна сама с ними дела иметь не желает! И батюшка её Пётр Великий не хотел. Почти. За того же правящего сейчас Людовика он нынешнюю Государыню и сватал. Великий человек был! Жесткий, талантливый. Внук как бы не в него норовом. Хоть и не взрывной. Пока? Что ж. Мне с таким рядом привычно жить. Управу же найдём. Как Катькой-чухонкой того угомонили, так и этого угомоним. Не впервой».

Лесток убеждал себя, и даже себе верил. Ему сильно не хватало де ла Шетарди. Маркиз бы сам эту задачку разрешил. Но, сменивший его в Санкт-Петербурге Луи д’Юссон де Боннак, граф д’Алион действовал более осторожно. Француз всё хотел сделать чужими руками. Да и сам Лесток марать своих рук не хотел. «Чистые руки», с подачи Цесаревича, вообще новая «медицинская конституция». Так что…

«А ведь что-то говорил в прошлом году гофмаршал Петра фон Брюммер? Мол есть у его голштинца какая-то кузина или тётка из Ангальта. То ли Ангальт-Кетенская, то ли Ангальт-Дорнбургская. Неважно. По возрасту — идеально, мол, подходят. И родители обеих на Прусской службе. А, значит, устроят французов. Да и крутить этими мелкими принцессами будет легче чем французской, саксонской или дармштадской. Хотя что мне то волноваться? Русской же, вот, кручу. И с теми справлюсь. Надо Отто на партию в кости пригласить. О той его принцессе справиться».

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 10 апреля 1743 года.

— И где у вас здесь пыточная, Ваше Императорское Высочество? — перешел к делу начальник Тайной розыскной канцелярии.

Можно подумать, что для этого моего нынешнего времени отсутствие собственной пыточной — это чистый моветон. Может где в Сибири заводчики или помещики в глуши и имеют. Но, пока Елисавета Петровна не запретила крестьянам на своих хозяев жаловаться, за такое к самому Ушакову попасть можно. На приём. Для личного испытания передовых достижений в области дознания.

Впрочем, собственная пыточная для утончённых натур высшей аристократии всех империй не была чем-то необычным. У нас тут самое начало Эпохи Просвещения. Мы почти в Средневековье со всеми атрибутами, положенными случаю. Страшные казни и пытки вполне ещё практикуются. Но, только в государственном порядке.

Официально.

В России — только в Тайной канцелярии дозволено. Со списочным штатом «местного КГБ» в семь человек. Мы ж не Европа какая чтоб каждый барон своё дознание и казни чинил? У нас страна правовая и гуманная. Матушка так та вообще ещё никого с восшествия на Трон ещё не казнила. Ну, чтоб насмерть. А дыба — мелочи житейские.

— Андрей Иванович, вы мне льстите, — разливаюсь в искренней улыбке, — куда до ваших подвалов моему виварию.

Слухи о моих опытах ползут по Петербургу. Завел, мол, себе Цесаревич камеры, где пытают собак да кошек, и лично «творит над мышами вивисекцию». Врут. Нагло врут. Некогда мне. Всего то один раз показал Рихману с Ломоносовым опыт по сокращению