— За то, что поднял руку на сына моего, господина твоего, — глухо и яростно прошипел отец, — двадцать ударов плетью!

Оружие взлетело в воздух, после чего упало на спину мужика. Удар был настолько силен, что того опрокинуло на землю, а из его глотки вырвался дикий вой.

— Вставай! — рыкнул отец.

Аким кое-как поднялся, после чего все повторилось. Удар — мужик падает и воет — отец снова приказывает ему встать. После двенадцатого удара подняться с земли Аким уже не смог. Но и это не остановило моего отца. Последние восемь ударов он наносил уже по лежащему мужику.

— Унеси его обратно, — бросил он Корнею, когда закончил. — Если выживет, отправится в Сибирь. В доме я его больше видеть не желаю!

Глава 12

20 июня 1859 года

Пелагея возвращалась в комнату для слуг, дрожа от страха. Хоть она и понимала, что мужчину наказали за дело, но жестокость, какую проявил в конце барин, ее потрясла. Да, когда только Сергей Александрович приказал своему сыну выписать плетей Акиму, она была полностью согласна с таким решением. Да и сам Роман не сильно усердствовал. Это было видно. Девушка даже порадовалась, что попала к нему в личные служанки. Защитил ее вчера вечером. Пусть и молод еще, а уже проявил себя как мужчина. И не приставал к ней. Хоть и хочет ее в постель свою получить, это тоже девушка давно научилась понимать по взгляду мужскому. Но не давит. Пока что. А вот Сергей Александрович…

Хозяин поместья, про которого ей всегда говорили, что он строг, но справедлив, сегодня показался ей чудовищем не меньшим, чем князь Белов. Вон он как бедного мужика отходил! До сих пор у девушки все тело дрожало, хоть и не ей наказание досталось.

Вернувшись в комнату, Пелагея уселась на подстеленную для нее солому. Ноги совсем не держали. Сама комната была маленькой. Тут стояло всего два топчана для Евдокии и Марфы. На топчанах — матрасы из сена, покрытые простынью да шерстяным одеялом. В углу стоял сундук, где обе женщины хранили свои одежду. Пелагее накидали сено прямо в проход между топчанами — и все. Никаких дополнительных удобств. Даже одежу свою она кинула просто к стене, так как хранить ее было негде.

— Чего расселась? — нахмурилась вошедшая в комнату Евдокия. — Вставай! Надо в доме прибрать. Подмести в комнатах, да мебель протереть от пыли. Если где пятна увидишь — известь в кладовой стоит. Там же и ведро с тряпками. Я тебе вчера показывала все, помнишь?

— Да, Евдокия Семеновна, — подскочила с сена девушка.

— Ну так не сиди, а работай! Или тоже с плетью познакомишься.

Не такое житье Пелагея представляла себе в доме их барина. Ой не такое! Но теперь назад дороги нет. Одна надежда — что Роман Сергеевич не столь суров будет, как Сергей Александрович. И пока что повода думать по-иному он о себе не давал.

* * *

Когда мы вернулись в дом, я сразу пошел в свою комнату. Для меня, жителя из двадцать первого века, подобное наказание было дикостью. Чересчур жестоко. И кто его совершил? Мой отец! Человек, которого я считал достаточно добрым и справедливым! А тут он открылся для меня совсем с иной стороны.

— Барин, — постучались в мою дверь.

За порогом стояла Евдокия.

— Я принесла вам лед приложить, чтобы синяк сошел, — показала она мне платок, в котором и правда лежали кусочки льда и снега.

— Ты где его взяла? — удивился я.

Что-то не припомню, чтобы в нынешнее время были холодильники.

— Из погреба. Простите меня, вчера со сна сразу не уразумела.

Взяв лед, я тут же приложил его к распухшему носу.

— Спасибо, — сказал я служанке.

Через четверть часа ко мне пришел отец. Посмотрев на меня, он тяжко вздохнул, сел на кровать и сказал:

— Думал, сегодня в Дубовку съездим. С инженерами поговорим. А тут… — он лишь тяжело махнул рукой. Ну да, кучера лишились, кто нам лошадь запрягать будет? Вот только следующие слова отца изменили мое мнение о его переживаниях. — Ну как тебе в таком виде в городе появляться? Урон чести будет.

— А то, что у нас теперь кучера нет, тебя не беспокоит? — все же не сдержался я. — Может, стоило быть помягче?

— Мягче? — удивился и разозлился отец. — Я и так был с ним мягок! Он не в первый раз выпивает. И к чему это привело? На тебя руку поднял! А если бы это была Людмила, или Иван с Игорем? О них ты подумал⁈ — вскочил отец на ноги. — Нет, мужичье лишь силу понимает! Доброту они принимают за слабость. И начинают своевольничать. Сначала — по малому. А с каждым днем все больше и больше! Роман, — подошел он ко мне и тихо и внушительно продолжил, — не думай, что сможешь быть для них «добрым барином» без жестких наказаний. Они лишь насмехаться тогда над тобой будут и вытирать ноги. И ладно, если только об тебя. Это твой выбор. Но ведь и на остальной род падет такое отношение. Раз ты слаб, то и остальные ничего не стоят. Не допускай такой ошибки!

Помолчав, он отошел и добавил напоследок.

— Ежели сегодня опухоль у тебя спадет, завтра в город поедем. А твой синяк будет тебе напоминанием — не стоит миндальничать с крепостными.

Он ушел, а я продолжил прижимать лед к носу, да думать. Как мне относиться к произошедшему? Принять как есть, или попытаться что-то исправить? Но что исправлять? Отношение отца? Не выйдет, он взрослый мужик, его уже не переделаешь. Общество в целом? Ага! Я и в будущем на такое не был способен, так с чего сейчас что-то смогу сделать? Но и принять подобное мне тяжело.

— Буду отвечать за свои поступки, — прошептал я, давая себе обещание. — И когда возьму управление поместьем, то уж точно не буду пороть до полусмерти. Да и вообще пороть!

От этого обещания самому себе стало как-то легче. На улице близнецы уже делали зарядку под присмотром Корнея. Пора и мне идти туда же.

Лед я взял с собой. Буду прикладывать во время отдыха. Сегодня комплекс упражнений, который я взял из