По весне страхи, что Димитрий в город войдет и мечу, и огню всех предаст улеглись. Как Скопин в Москву вошел — восприняли это словно явление самого Христа народу, не меньше. Народный герой, удалец, молодец, богатырь. Но… недолго чуду было длиться. Отошел в мир иной. Поначалу говорили, что Скопин не своей смертью умер. И это было только начало. Как только весть облетела столицу люди черные — холопы, государевы крестьяне и прочий, как выразился гонец, сброд — начали творить бесчинства. Дом Дмитрия Ивановича Шуйского подвергла толпа нападению. Насилу, не без помощи войск, стоящих в городе, отбились и присмирили народ.
А дальше с юга стали приходить вести.
Вначале говорили о татарах, люди шептались по углам, на улицах и в кабаках, коих в столице было немало о том, что дескать Смута пробудила племя татарское ото сна. Скоро придут они и пожрут всех. Поправили сами над собой, показали, что умения особо-то не имеем в этом, пора и честь знать. Не смогли, не удержали, прервалась династия, стало быть, вновь татарам нами править. Чингизида на трон, объединить Крым и Москву. Девку какую-то за него знатную выдать и будет счастье.
При упоминании девушки и свадьбы, я как-то сразу в голове сложил два плюс два. Татары ведомые вроде бы Шуйским, но связанные с Мстиславским. И Феодосия, ее карта, отлично ложилась на поле дипломатической борьбы.
Гонец считал, что такие слухи, конечно, кто-то раздувал. Даже про письма сказал, что приходили они.
Я же убеждался, что Мстиславский все отлично продумал, только… Я ему все карты спутал. Да и в реальной жизни вышло-то тоже плохо. Татары уже не так сильны были, как лет пятьдесят назад. Звезда их закатилась. Молодецкая битва показала, что все. Сил дойти до столицы у них нет. И все эти тумены — лишь воспоминания о былой славе.
Не на тех поставил Мстиславсий и здесь Шуйский его обошел.
Все же татары имели шанс покончить с Лжедмитрием, если бы не Клушино.
Тем временем гонец рассказывал дальше. По его словам, выходило, когда май уже за середину перевалил, началось иное. Точный день сложно установить. Но слух пошел, что татарам конец настал.
Как такое могло случиться?
Вроде шли, как тьма с юга, как море навалиться должны были, и ужас подступал ко всем. А здесь раз… И все. Чудо — говорят, нет больше татар.
Какими силами? Ведь войско-то в Москве, людей служилых на границе мало, откуда там силам таким, которые самому степному царю, хану противостоять могут? Говорили всего неделю назад же, что великой ордой он идет. Едет не жечь, а власть свою на троне закрепить, а дураков да рохлей, размазней да глупцов, лжецов да клятвопреступников убрать.
Слушал я и все удивительнее становилось.
Вот что значит — разогнать одну историю, а потом столкнуть с контрпропагандой. Когда очень сильный татарский образ вмиг рухнул.
А тем временем вещал гонец дальше, распалившись и войдя во вкус.
Говорил про то, что в столице поначалу как-то и не поверили. Была версия, о которой судачили на улицах, что это, мол, татары какого-то мужика русского взяли и его ведут ради смеха на трон сажать. Чтобы показать всем дуракам, что и такой русским царством править сможет, если за ним тумены татарские стоят.
Но быстро, буквально дня за три, версия изменилась и стала наращивать обороты.
С каждым днем массы все отчетливее и ярче говорили, что татар разбили. Что истинный Царь объявился на юге…
В этот момент мне захотелось хлопнуть себя по лбу и сказать: «Никогда вот такого не было и вот опять». Но сдержался.
Так вот — слухи росли о появившемся на юге Царе. Сплетничали, что идет в Москву, будет собирать Земский Собор и решать. Что? В рай всем людям православным идти, в чистилище, или в ад сразу. Ибо очень он, Царь то есть, а выходит я — христолюбив и сами ангелы крылья за спиной его, то есть моей несут.
И, что самое важное, подчеркнул гонец, все это не с низов начиналось, а из думы боярской. Заседали они там каждый день. Судили, рядили. Царь у них все расспрашивал, мнения хотел узнать. Сведения собирались, обсуждались, докладывались.
Из самих царских палат люди вышедшие судачили об этом южном Царе, что татар бил и в Москву идет, держа в руке одной саблю, а в иной крест господень. И все Поле собрал он и уже вот-вот явится.
Хмыкнул я невесело.
— Ну что, гонец. — Улыбнулся по-волчьи. — Вот я перед тобой. Крылья только надеть забыл и ангелов позвать.
Тот дернулся, перекрестился.
На лицах своих сотоварищей полковников я увидел удивление таким моим словам. Не ждали они иронии. А чего здесь сказать можно? Когда люди вот в такое верят. С одной стороны, мне-то лучше, у страха глаза велики. А с иной, слишком уж темный народ. Ангелы, дьявол. Все же проще — люди за власть сражаются, кто победу одержит, тот и историю писать будет.
— Дальше давай, служилый человек. — Проговорил холодно.
— Так, господарь, дальше то, что. — Он шмыгнул носом. — Дальше войско собираться стало. Пошли пересуды всякие и разговоры, что уже у Тулы войска стоят. Воевода там… Здешний, получается, писал, отвечал, что нет войск никаких. Спокойно все. Но гонцы носились туда, сюда, а люди все больше рассказывали, выдумывали, как мыслю. И что Белгород, и Курск, и Северщина вся, и даже сам Нижний Новгород уже за него. За Царя небесного, выходит. — Он сглотнул.
— Небесного?
— Ну, коли татарскую армию, что сам царь земной вел побил, то кто же он, как не небесный государь? А… Э… господарь?
Человек, говоривший, видимо, не очень понимал, что докладывает именно тому, о ком все эти слухи ходят. Понизил тон, заговорил как-то так шепотом.
— А недавно, ну, может, дней десять или неделя. Еще слух пошел. Что к Шуйскому привели человека одного. Говорят, Мстиславский привел. Сам князь, боярин, Иван Федорович. С юга из городка Елец, что на дороге стоит примчался этот гонец. И рассказал он… — Замолчал, собрался, добавил. — Говорят, рассказал он, что вовсе не ангел…
