И с одной стороны это было хорошо — спортсмены, числясь рабочими и служащими, могли круглый год играть и тренироваться, при этом получая машины, квартиры, оклады и премии. Плюс ко всему и сами команды тоже, по сути, ни в чём не нуждались. А с другой стороны, усиливалась зависимость от предпочтений каждого конкретного директора. Допустим, любил бы Иван Киселёв не хоккей, а волейбол, то сейчас бы хоккейная команда играла во второй лиге, латая старую амуницию и постоянно разбегающийся по лучшим клубам состав, а волейбольная в Высшей. В Северной Америке такое положение вещей представить было просто невозможно. Ни один клуб НХЛ не зависел ни от отдельных директоров, ни от предприятий и ни от каких либо государственных министерств.

— Вы разве видели вчерашнюю игру? — удивился я, так как ни один телеканал её не транслировал.

— Так, заглянул на самую концовку, — хохотнул директор автозавода.

— Что произошло? — пожал я плечами. — Когда невысокий защитник «Крыльев» Саша Сапёлкин попытался меня обхватить, у него задрался свитер, и шайба непонятно как залетела ему под хоккейные подтяжки. Ну а потом, когда мы вместе упали, шайба выскочила обратно.

— Повезло, — недовольно пробурчал Валерий Шилов.

— Без везения, Валерий Васильевич, больших побед не бывает, — высказался Иван Киселёв, который родился в 1917 году и, пробиваясь из самых низов, познал все жизненные тяготы. — Ладно, — крякнул он, спрятав добродушную улыбку с широкого волевого лица, — что у вас в команде стряслось?

— Я не могу работать в одном коллективе с товарищем Тафгаевым, — чётко выговаривая каждое слово, произнёс старший тренер. — Либо в команде останусь я, либо он. Третьего не дано.

— А я не хочу разбазаривать драгоценные очки направо и налево, — рыкнул я. — Нам до второго места рукой подать. Так почему мы на своём поле должны довольствоваться ничьей?

— Но ведь мы могли на последних секундах пропустить и упустить даже ничью? — прошипел Валерий Шилов.

— Учитывая, что я на точке выигрываю 80 процентов вбрасываний, и, принимая во внимание, что «Крылья» к концу матча физически подсели, то вероятность пропущенной шайбы была несоизмеримо мала, — равнодушно ответил я. — И вообще, если в этом сезоне мы хотим выиграть медали, то дома должны огорчать всех подряд. Хоть «Крылья», хоть ЦСКА, хоть «Спартак».

— В принципе расчёт Ивана был верный, — встал на мою сторону директор завода. — Я человек сугубо технический, в своё время окончил техникум, потом без отрыва от производства институт, поэтому привык доверять цифрам. Итак, что мы имеем, — Киселёв надел на нос очки и, раскрыв специально приготовленную папку с результатами хоккейных игр, принялся читать, — в январе, когда возобновился чемпионат, мы выиграли у СКА и проиграли «Трактору» и «Крыльям Советов». Затем в команду влился товарищ Тафгаев. И мы обыграли «Спартак», «Химик», «Кристалл» и те же самые «Крылья Советов». Мне кажется, цифры говорят сами за себя.

— И что это значит? — буркнул старший тренер.

— Это значит, что Иван Тафгаев остаётся в команде при любом вашем решении. Не хотите продолжать работу с коллективом? Ваше право, — ответил директор завода. — Иван — наш коренной горьковчанин, отработал на заводе несколько лет. И я просто не имею морального права исключать его из команды.

— Я могу взять время на размышление? — обиделся Валерий Шилов.

— Да, конечно, подумайте, — улыбнулся Иван Киселёв и тут же обратился ко мне, — а у тебя, Иван, есть какие-то пожелания?

— Есть, — кивнул я. — Меня беспокоят хоккеисты Ковин и Скворцов. Это два самых талантливых парня, которые когда-либо играли за «Торпедо». А премии у них, как у молодых, самые мизерные. Да и живут ребята на съёмных квартирах. Почему бы им не вручить ключи от своего жилья, чтоб ни Москва, ни Ленинград их не переманили? Далее нужны хорошие клюшки и хорошие канадские коньки. Неужели это проблема для завода закупить за океаном большую партию клюшек и коньков?

— Ещё что-то? — вдруг посуровел директор.

— Да, — я снова кивнул головой. — Мне нужна машина. Я живу далеко за городом в окружении елок и сосен, а мне хотелось бы ездить в город, чтобы посещать музеи, театры и прочие общественные места. За прошлый календарный год на ёлки и сосны я насмотрелся вдоволь.

— Как это понимать? — опешил Киселёв.

— Я же говорил, что он — наглец, — хмыкнул Шилов.

— Это значит, что мне нужен автомобиль во временное пользование, то есть на прокат, — усмехнулся я.

— Ладно, это не проблема, — обрадовался директор автозавода и, встав с кресла, протянул мне руку для рукопожатия, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена. — Спасибо, что не просишь самолёт с вертолётом, ха-ха.

— Если бы мне понадобился самолёт, то я бы попросил самолёт, но пока и автомобиля будет достаточно, — улыбнулся я, пожав крепкую и широкую ладонь Ивана Киселёва.

* * *

На следующий день в четверг 6-го февраля во время тренировочного занятия над моим автомобилем не потешался только ленивый. Мужики перевозбудились от того, что у моей четырёхколесной «ласточки», у моей «Волги» 21-ой модели 1960 года рождения, передок был от одной машины, а задняя часть кузова от другой. Только середина «четырёхколёсного друга» оставалась его родной. И все эти части почему-то отличались по оттенку серого цвета — зад был чуть темнее, передок чуть светлее. Кроме того многое было поменяно и в самих внутренностях машины, в которые я не вникал. Другими словами моё авто слепили из того, что было. Однако начальник заводского гаража со всей ответственностью заявил, что машина — зверь, только бензина жрёт чересчур много. Я же в свою очередь ответил, что при сегодняшних ценах на топливо, перерасход бензина — это всего-навсего неприятная отличительная особенность.

— Иван, ты где взял такой драндулет? — хохотал Юра Фёдоров, который имел новенькую «Волгу» 24-ой модели.