Кстати, выбор кандидатуры этого талантливого специалиста был сделан, как говорил в кинокомедии «Волга-Волга» товарищ Бывалов, «благодаря МОЕМУ чуткому руководству», «из числа людей, взращенных в недрах МОЕЙ системы». В общем, слава мне мудрому, гениальному и справедливому сатрапу, пардон, оговорился по Фрейду, наместнику на Кавказе. Ибо, как сказал один великий монарх, то бишь Михаил II: кадры решают все, тем более кадры, взращенные в недрах МОЕЙ системы. Да-с, уже пять лет прошло, а кажется, что это было совсем недавно. Помню нашу последнюю встречу, пожелания успеха и мой намек на скорое изменение количества звездочек на его погонах, по принципу: Бог любит троицу. Виктор Андреевич отнесся к этому поручению более чем ответственно, и в результате появилась «Записка о состоянии вооруженных сил Персии и о необходимости реорганизации персидской армии», которая и подтолкнула шаха Насереддина к идее обратиться к этому генералу с просьбой составить проект переустройства вооруженных сил Персии, что и было выполнено в сжатые сроки, но при этом с высочайшим качеством.

Казалось, что можно переходить к конкретным действиям и отправлять в Иран десятки офицеров, которые должны были исполнять роль инструкторов и попытаться превратить персидских сарбазов в подобие русских солдат, коих, по мнению Фридриха Великого и Наполеона Бонапарта, недостаточно убить, а нужно еще и повалить. А заодно и сплавить иранцам устаревшие ружья, коих в арсеналах скопилось приличное количество. Но чрезмерное усиление армии шаха было опасно, ибо из ненадежного союзника он мог превратиться во врага, да и дворцовые перевороты на Востоке происходили чаще, чем в западных монархиях. А посему я поддержал предложение ограничиться командированием трех казачьих офицеров и пяти урядников, служивших в Кубанском и Терском казачьих войсках, для формирования одного кавалерийского полка. Ибо для успеха миссии необходимо было подобрать знающего и инициативного руководителя. Слава богу, что в моем окружении их хватало. Как тут не вспомнить аргумент, коим мой венценосный старший братец отбивался от атак нашей маман, разгневанной отставкой Нессельроде: «Мой папа был гений, потому мог позволить себе окружать трон остолопами. А я не гений – мне нужны умные люди…»

Будучи по натуре исключительно скромным и самокритичным человеком, я не мог причислить себя к титанам мысли, а всего лишь к тем, кто не обделен талантом, и потому посоветовался с товарищами, пардон – с господами и их превосходительствами. В результате демократичного обсуждения все единодушно поддержали идею откомандировать в Иран подполковника Генерального штаба Алексея Домонтовича; сей храбрый муж не относился к числу кабинетных «моментов», а прослужил двенадцать лет в казачьей кавалерии. Надо сказать, что наши английские партнеры не сидели сложа руки, а старались активно пакостить, благо среди знати и правительства Ирана хватало если не искренних сторонников британской короны, то ярых любителей британских денег, особенно если они представлены в виде золотых монет, хотя и банкноты не встречали отторжения.

Перво-наперво была предпринята попытка дискредитировать лично подполковника Домонтовича и русскую военную систему в целом. Первоначально было обещано, что для формирования казачьего полка будут выделены голямы, лучшие кавалеристы шаха, но позже военный министр Ала од-Доуле, с завидной регулярностью получающий приличные суммы от главы британской миссии, добился замены голямов на мохаджиров. Узнав об этом, Алексей Иванович в беседе с главой российской миссии Иваном Алексеевичем Зиновьевым заявил, что это было сделано с целью поставить новое дело в такие условия, при которых невозможно достижение успеха. И для столь пессимистического прогноза были весомые основания. Во-первых, мохаджиры, сиречь мигранты, были потомками знатных родов, перебравшихся в Иран с Кавказа в период российско-персидских войн, и вполне понятно, что не питали в душе добрых чувств к русским офицерам, армии, да и ко всей Российской империи в целом. Во-вторых, обретя новую родину, они получили от шаха значительные привилегии и денежные выплаты. В мирное время эти «иранские грузины» предавались безделью и лишь в случае войны по первому слову владыки были обязаны выставить оговоренное заранее число воинов, как говорили на Руси: «конно и оружно». Такой образ жизни не способствует поддержанию воинской дисциплины, и поэтому британские дипломаты и те подданные шаха, коих можно было отнести к их лобби, потирали руки от предвкушения провала миссии русского подполковника.

Никто не предполагал иного исхода, сомнения были лишь в том, насколько скоро посрамленный и униженный русский варвар покинет пределы Персии, а поскольку никто не отменял постулата Аристотеля: «natura abhorret vacuum» (природа не терпит пустоты), его место займет британский офицер и сумеет выдрессировать местных туземцев. Однако они не учли того обстоятельства, что большинство офицеров Русской Императорской армии помнили и блюли завет генералиссимуса Суворова: «К своим подчиненным иметь истинную любовь, печтись об их успокоении и удовольствии, содержать их в строгом воинском послушании и обучать их во всем, до их должности принадлежащем». Когда бывшие мохаджиры получили причитающееся им жалованье вовремя, фураж и продовольствие поступили в нужном количестве и высокого качества, их мнение о урус-шайтане стало постепенно сменяться уважением. Но полностью принять своего командира они смогли лишь после того, как подполковник Домонтович лично продемонстрировал чудеса джигитовки и вольтижировки, а уж искусство владения белым оружием покорило сердца потомственных рубак. Уже через месяц Алексей Иванович обратился к военному министру с предложением провести смотр, дабы «отметить весьма быстрые успехи в обучении кавалерии, достигнутые в один месяц со дня сформирования полка». Согласие было получено, и после проведения сего мероприятия имидж России и Российской Императорской армии значительно вырос, а Насер-эд-Дин-шах приказал увеличить численность казаков на двести человек.

Но севшие в лужу британцы не унимались. В покои Ала од-Доуле занесли надлежащий бакшиш, и гулямы, науськиваемые своими командирами, стали нападать на шахских казаков, и очень часто потасовки и драки заканчивались убийствами. Домонтович писал многочисленные жалобы, но они не попадали в руки Насер-эд-Дин-шаха, а терялись в бесконечной цепочке чиновников или же, используя русскую поговорку: клались под сукно. Не слишком действенными были и обращения к посланнику. Однако господин Зиновьев не торопился предпринимать дипломатические демарши, ибо в последнее время его отношение к уже получившему чин полковника Домонтовичу от приязненности перешло к резкому отчуждению. Кстати, слухи об этом доходили и до меня, когда я еще был наместником на Кавказе. Сам же Алексей Иванович считал не достойным чести русского офицера жаловаться на это обстоятельство, хотя я и просил держать меня в