явно не было физиогномики, но десятилетия армейской службы учат умению читать мысли по выражению лица вышестоящего начальника, в противном случае шансы дожить до генеральских погон близки к нулю. Никуда не денешься, законы эволюции суровы, как утверждал сам Дарвин: «survival of the fittest» (выживает наиболее приспособленный). А посему, мгновенно расшифровав мои мысли, Милютин счел за лучшее прервать затянувшуюся паузу.
– С вашего позволения, государь, я доложу, – и, дождавшись моего кивка, продолжил: – Полковник Домонтович убыл из Персии в положенный ему четырехмесячный отпуск. И одновременно в МИД через персидского посланника была передана просьба шаха оставить его для продолжения реорганизации армии. Как только из Азиатского департамента МИДа запросили мнение Военного министерства, то Петр Семенович, – при этом он указал на Ванновского, – высказал свое согласие. Однако чуть позже министр иностранных дел Николай Карлович Гирс дезавуировал сию просьбу, аргументируя сие обстоятельство информацией, поступившей от российского посланника в Тегеране тайного советника И. А. Зиновьева.
– Так-с, великолепно, – с толикой иронии прореагировал я, – и что же там такого написал ПОКА ЕЩЕ тайный советник Зиновьев в своей ябеде, что Генерального штаба полковника отстраняют от выполнения важнейшей для безопасности Российской империи задачи?
– То, государь, что якобы Домонтович высказал требование предоставить ему звание начальника военной миссии и положение военного агента, для «усиления его авторитета в стране». А также упрекал Алексея Ивановича в нарушении субординации и в неподчинении ему, как главе дипломатической миссии.
Тот стиль, коим Милютин излагал список, так сказать, «прегрешений», до невозможности точно напомнил мне аналогичную сцену из фильма «Кавказская пленница», что я не выдержал и задал слегка подкорректированный вопрос Шурика:
– Дмитрий Алексеевич, а мечеть случайно в Тегеране полковник Домонтович не развалил?
Как и следовало ожидать, присутствующие генералы были ошарашены и несколько мгновений недоуменно переглядывались, пытаясь понять глубинный смысл моего вопроса. Но еще через секунду военный министр пришел в себя и, прокашлявшись, осторожно поинтересовался:
– Простите, Михаил Николаевич, но что вы имели в виду?
Да, язык мой, враг мой. Ладно, буду импровизировать, дабы не прослыть самодуром или, того еще хуже – умалишенным.
– Понимаете, Дмитрий Алексеевич, меня неприятно удивило то, как профессионально составлен сей донос. Не хватало, пожалуй, только обвинить полковника в оскорблении святынь, и можно на каторгу отправлять. Ладно, с Николаем Карловичем я серьезно поговорю, да и этому кляузнику Зиновьеву мало не покажется. Но скажите мне, господа генералы, а вы куда смотрели? Позволили практически обезглавить казачью бригаду, а ведь она, случись в Иране смута, может стать той соломинкой, которая способна переломить хребет верблюду. Или хотя бы защитить наше посольство от толпы фанатиков, надеюсь, вы не забыли о трагической судьбе Грибоедова?
На помощь ошарашенному таким напором Милютину поспешил начальник Генерального штаба.
– Не все так плохо, государь. Дело в том, что отпуск полковника Домонтовича закончился лишь неделю назад. А назначение начальником штаба Кавказской кавалерийской дивизии сделано для того, чтобы подготовить ее к возможной войне с Персией. У нас с Дмитрием Алексеевичем есть прожект воспользоваться опытом Ивана Грозного, в войсках которого на штурм Казани шли отряды татарских воинов. По нашему мнению, следует сформировать части, в которых значительная часть нижних чинов и определенное количество офицеров должны быть мусульманами, что несомненно будет полезным для достижения победы. Да и наличие мулл следует увеличить, дабы они помогали найти общий язык с местными единоверцами.
А вот это туше. Я-то весьма самоуверенно рассчитывал предложить этот же вариант, на основе своего афганского опыта общения с мусульманскими батальонами. А генерал Ванновский, словно желая добить меня, доложил:
– Генерального штаба полковник Домонтович сейчас находится в вашей приемной. Государь, осмелюсь предложить пригласить его для собственного доклада. Не думаю, что в Военном министерстве сейчас найдется человек, лучше его осведомленный об обстановке в Персии и не только с точки зрения ее военной составляющей.
Да-с, очередной щелчок по носу гениальному попаданцу, который по многочисленным альтернативкам должен как минимум на порядок опережать аборигенов буквально во всем. Мне оставалось лишь поблагодарить обоих генералов за разумную инициативу и позвонить в колокольчик, дабы отдать распоряжение пригласить в кабинет полковника Домонтовича.
По иронии судьбы, примерно в это же время в Тегеране, на улице Ала-од-Доуле в здании британского посольства также проходило совещание, на котором тоже упоминали полковника Домонтовича, российского посла Зиновьева, да и имя императора Михаила Николаевича звучало не единожды.
* * *
Тегеран. Британское посольство
16 мая 1884 года
Секретарь посольства Британии Эдвард Кларк
Моя работа – быть в курсе всего происходящего. Должность – невелика, а вот полномочия… более чем. Возможность знать, что происходит в кабинете посланника, тем более. Этот мой доклад ляжет в оценку его деятельности, который даст Форин-офис, и судьба любого, даже самого высокопоставленного дипломата этой миссии находится в моих руках, хотя они и не догадываются об этом.
Устоявшийся распорядок дня сэра Рональда Фергюсона Томсона, чрезвычайного и полномочного посланника министра в Персии, коему сей пост передался по наследству от старшего брата, сего дня был нарушен. Я еле успел снова занять свой наблюдательный пункт, а мой коллега – второй секретарь миссии почтительно доложил, что полковник Ален Бернард, баронет, путешествующий для собственного удовольствия и удовлетворения любознательности, желает засвидетельствовать почтение и просит его принять. Сэр Рональд наморщил лоб в тщетной попытке припомнить кого-нибудь из числа своих знакомых с подобной фамилией, бросил всего одно слово: проси. При этом он занял место за своим письменным столом, на котором весьма продуманно были разложены папки, несколько фолиантов и иных документов, создающие картину тех авгиевых конюшен, кои сэр Томсон постоянно вычищает, денно и нощно посвятив себя трудам во благо Британской короны.
Вошедший полковник представлял собой настоящий образец истинного английского джентльмена, отдавшего большую часть жизни военной службе, о чем говорила его фигура, сохранившая стройность, несмотря на весьма почтенный возраст. После того, как секретарь удалился, хозяин и гость обменялись фразами, предусмотренными этикетом, и заняли места в двух креслах напротив друг друга. В ответ на вопросительный взгляд сэра Томсона полковник достал из внутреннего кармана сюртука небольшой запечатанный конверт и положил его перед ним. Посол, уже догадываясь, кто на самом деле сидит перед ним, распечатал конверт и достал листок бумаги. На нем было написано всего лишь несколько фраз. Из них следовало, что податель сего выполняет особое поручение Форин-офис, и ему следует оказывать всяческое содействие, а если прочитать этот текст между строк, то можно было понять, что не следует задавать ненужных вопросов. Сэр Томсон уже несколько раз сталкивался с подобной корреспонденцией и хорошо знал, как