— Храни тебя Боги, Всеславушка! — раздалось справа, и в ноги князю рухнул ключник, обхватив руками сафьяновые Чародеевы сапоги.

Вот те на. Лет тридцать с большим гаком так не называл, кажется. С той самой поры, как они, отец, Третьяк и отцов воевода Борислав, посадили маленького княжича «на́ конь». С той поры мальчик считался отроком и спрос с него был другой. Кого а семь лет сажали, кого в десять. Сыновей княжьих обычно раньше. Всеслав сел не то а три, не то в четыре года.

Судя по румяному лицу и характерному аромату, помирать от инфаркта в ближайшее время ключник не планировал. А глядя на то, как внимательно принялась изучать тёмное вечернее небо Домна, можно было предположить с уверенностью, кто именно так успешно реанимировал деда.

— Встань, Третьяк, не срамись при гостях, и меня не срами, — смутился Чародей.

— Не встану! Руки да ноги лобызать, пыль под сапогами… С того света вынул Званко, с-под носу у Мары-Марьяны увёл! Я ж видал, как он грянулся! Ох, как вспомню — сердце заходится, — зачастил путано ключник. И вправду порываясь прижаться к сапогу.

— Так! А ну, отставить блажить! Ты муж смысленный, лета́ми убелённый, или баба со взвозу⁈ — гаркнул вовсе растерявшийся великий князь. — Усадить отцова товарища одесную меня да чарку ему полную, чтоб за здравие внука и скорейшее избавление от недуга выпил!

Вар с Немым оторвали вклещившегося было в княжью обувь ключника, а Домна ухитрилась, не качнув подносом, набулькать из фляги в кубок для морсу. В большой. Деда усадили на кресло и дали испить. Ударная доза своё дело сделала: пустую чарку Ян принял из ослабевших рук.

— Княже, притомился дядька Третьяк. Дозволь в ложницу проводить его? — спокойно спросил Вар, придерживая сползавшего с сидения ключника, словно сделавшегося студенистым.

— Дозволяю! — важно кивнул Всеслав, глядя, как деда бережно уносят одни крепкие руки, и передают в другие, ещё крепче. Вавила, тот самый здоровяк из Ждановых, взял ключника на ручки и бережно унёс в сторону терема, только что не покачивая убаюкивающе и колыбельную не напевая.

— Доберусь я до этого Антония, ей-Богу, доберусь! Чего он опять взялся в настойки свои сыпать? Грибы, не иначе! Он, пень печорский, в них тот ещё знаток, — с неискренним недовольством бурчал Чародей, усаживаясь. — Ну, други и подруги, за здравие Звана, сына Первушина, внука Третьякова!

На вечерней прохладе оказалось так хорошо и душевно, что в терем решили не ходить. Домна отошла было куда-то, но вскоре вернулась со Ждановыми, что несли пару столов и лавки к ним. Подтянулись и Гнат с Яробоем, Крутовым воеводой, и сотники, и Буривой с отцом Иваном. Дарёна, пошептав мужу, чтоб долго не гулял, поклонилась гостям, пожелала доброго вечера и ушла с Домной в терем.

— Я-то сперва думал — сын его, — рассказывал патриарху морской демон, оживлённо жестикулируя. Но умудряясь как-то не проливать из зажатого в пальцах лафитничка ни капли. — Моргнуть же не успел, махом всё вышло. Только что парни друг с дружкой переговаривались, один вслух, другой на пальцах, и тут — бах!

И тут не оплошал князь руянский, точно под усы себе рюмку намахнул, хрумкнул капустным листком, и продолжил:

— Только что с великим князем сидел рука об руку, а тут через стол тень серая, прыг — и в окно, да вместе с рамой! Я и решил, что родной ему парнишка-то.

— А у нас, княже, чужих-то нету теперь. И раньше редко случалось, чтоб детки без родни да без пригляду оставались, а теперь и вовсе ни единого. При церквах да храмах моих, в лесах да кущах Буривоевых, — отец Иван уважительно кивнул на жевавшего и слушавшего великого волхва, — для сирот да стариков приюты устроены. Поперву-то с князя-батюшки личной казны содержались, а нынче уж и потраченное вернули, да в прибыток вышли. А вроде бы — старые да малые?

— Про ратников резных знаю, как же, — кивнул с улыбкой Крут. — Мои меньши́е только что усы не повыдергнули мне, прознав, куда пойду: «привези, тятя, дружинных Всеславовых! У меня мечника нету, а у Гуньки есть! А мне конника, на лошадке!».

При воспоминании о детях лицо его посветлело.

— Алесь, проследи, чтоб собрали по дружине княжичам. Сколь малы́х-то у тебя, друже? — уточнил Всеслав.

— Трое, — улыбнулся ещё шире Крут. — Старшие два уже с большими, с настоящими играют, а этим пока для науки и деревянные сгодятся. Спасибо за подарок, к нам редко доплывают, по случаю собирал вот им.

— Не на чем, брат, не на чем. Родня же, не чужие люди. А то гляди, выстроишь своих завтра, Леська моя их на бересте намалюет, глядишь, к отъезду и свою дружину деревянную заберёшь у мастеров? Справа-то у нас хоть и не сильно, а разная. Да вон знаков солнечных ваших им на щитах вырежут. Думаю, красиво получится, — предложил великий князь.

— Ловко придумал! А я к тем мастерам, если позволишь, своих пару-тройку пришлю, чтоб умение перенять.

— О чём разговор? Алесь, предупреди Кондрата, чтоб помог родичам.

— Кой пёс его на голубятню-то понёс? — этот вопрос интересовал Всеслава весь день, а узнать довелось только ближе к ночи.

— Да он с малолетства за ними глядеть любил. А как дед с собой брать стал да к делу приставил, сам вызвался водицу да зерно им носить. Пыхтит, бывало, а бадейку тащит. Поставит, передохнёт маленько — и дальше. Настырный, — с нежданной теплотой отозвался Вар. И Немой кивнул согласно.

— Я гляжу, у тебя тут от ма́ла до вели́ка всяк при деле, друже, — задумчиво проговорил Крут. — Яробой вон говорил, один из наших шуганул было мальцов-огольцов от конюшни, так те вмиг ножики повыхватывали, да будто на глазах их чуть не втрое больше стало. Насилу какой-то убогий унял волчат твоих. Но, говорили, на диво быстро. Только промычал что-то да, вроде, щёлкнул — и пусто вокруг, как сквозь землю провалились.

— Ты дай знать своим, чтоб того убогого, наставника Кузьму, не обижали. Он ребятишек справно учит, они в нём души не чают. Давеча один ратник из далёких земель толкнул его по незнанию. Так ребятки всю их дружину в ножи взяли